Славянская мифология. Словарь справочник

От своих предков или сородичей-скифов славяне унаследовали именно иранскую мифологическую традицию, нашедшую свое выражение в славянском мифе об извечной борьбе Белобога с Чернобогом, однако славянский гений не удовольствовался иранским дуализмом, усматривая в раздвоении нечто само по себе злое, враждебное жизни, единой в своей основе. Поэтому рядом с Белобогом и Чернобогом появляется еще одно божество Троян, загадочное, как все славянские божества. Трояна сопоставляют или даже отождествляют с другим славянским божеством Триглавом, так что имя Троян очевидно свидетельствует о триедином существе этого бога. Трояна соотносят также с иранским божеством Траэтаной, победителем злого дракона. Таким образом триединство для славянского гения не означает примирения между светом и тьмой. Свет торжествует над тьмой, ибо свет — это созидательное триединство, а тьма ординарна, одинока в своем бессмысленном хаотическом приумножении. Светоносная икона Андрея Рублева свидетельствует о том, с какой радостной готовностью воспринял и запечатлел славянский гений православную Троицу, будучи подготовлен к ее восприятию родным языком и якобы языческим именем «Троян». В исконно славянском имени Даждь-бога явственно слышится православная молитва «Отче наш»: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь». В имени «Сварог» угадывается «Саваоф». Имя «Хоре» воспринимается как аббревиатура имени «Христос». Традиционная академическая лингвистика воздерживается от подобных сопоставлений, но язык живет своей жизнью; он не только сообщает, но и возвещает, пророчествует. Трудно даже вообразить себе, чтобы кто-нибудь сопоставил непреклонного аскета, пустынника Иоанна Предтечу с веселым богом плодородия и чувственной любви, а русский язык это делает, сочетая обоих в едином образе Ивана Купалы, без которого невозможно представить себе русскую культуру. В своем сказочном преломлении этот образ предстает перед нами Иваном-дураком, давним символом русского человека, подтверждающим слова апостола Павла: «…немудрое Божие премудрее человеков, немощное Божие сильнее человеков» (Кор. 1, 1,25). Святая Параскева Пятница, предвосхищенная языческим божеством Макошь или Мокошь, преображает своим участием благолепную повседневность народной жизни и выступает как таинственная сподвижница святого князя Александра Невского. Отсюда видно значение имени для мифа. Собственно, в славянской мифологии имя и есть миф, проигрывающий в подробном, «прозаическом» пересказе. Достаточно сказать «Стрибог», «Даждьбог» или «Купала», чтобы внутреннему созерцанию явился вещий образ. Славянская мифология наряду с другими мифологиями, но при этом, быть может, как никакая другая, подтверждает вывод А.Ф. Лосева: «Миф есть имя». («Из ранних произведений», с.579). Под разными именами почиталось на Руси единое Божественное начало, а в звуках этих имен угадывалось истинное Божье имя.

«Что в имени тебе моем?»» — спрашивает Пушкин, но из его же стихотворения явствует: мое имя есть я сам. Имя — им я, я по отношению к другим «я», к Богу и даже ко мне самому. Мое имя есть миф, которым, в котором я живу и который определяет мою жизнь. Через мое имя печется обо мне мой ангел, святой, имя которого я ношу и чье житие так или иначе влияет на мою. жизнь. Я обращаюсь к другому, называя его по имени так же, как другой называет по имени меня. Таким образом, в имени «я» совпадает с «ты». Славянская мифология имен позволяла обратиться ко всему в мире или ко всему миру на «ты», так что обособленное «я» как бы исчезало в «ты». Этот пантеизм второго лица предвосхитил позднейшую православную соборность. Этим «ты» снимается гибельное одиночество человека в мире, хорошо знакомое западной культуре, ужасавшее, например, Паскаля, с его мифом о мыслящем тростнике. Ища своих корней, каждый из нас ищет самого себя, то есть, свое «ты» во времени, там, где оно соприкасается с вечностью. Углубляясь в свое происхождение, мы не находим ничего, кроме имен, но не забудем, что, произнося каждое из них, мы говорим: «Мир — это Ты…»

В.Микушевич

СЛАВЯНСКИЕ БОГИ

ПЕРУН