Славянская спарта

Въ Рку тоже ведетъ шоссе, по которому и покатила наша коляска. Отъ Цетинья приходится сбгать все внизъ, поэтому и коньки наши, и нашъ извозчикъ въ особенно игривомъ настроеніи духа. А тутъ еще ясный голубой день, прохлада подъ тнью скалъ, на душ невольно длается беззаботно и весело. Горы здсь все-таки нсколько зелене, чмъ въ Нгошахъ. Молодой березнякъ, дубнякъ, грабъ, букъ, кусты «держи-дерева» одваютъ курчавою темнозеленою шерстью скалистые черепа этихъ известковыхъ горъ. По словамъ П. А. Ровинскаго, Черногорія была прежде вся покрыта густыми сплошными лсами, по которымъ собственно и прозвали ее «Черною-Горою». Есть надежда, что лса эти опять поднимутся по старому при строгомъ вниманіи къ нимъ княжескаго правительства. Молодые лски между Цетиньемь и Нгошами выросли уже на глазахъ Ровинскаго, который засталъ на мст ихъ только голый камень. Мы демъ все время въ горахъ и скалахъ; среди нихъ то-и-дло попадаются такія же круглыя провалья, напоминающія кратеры, какъ и на дорог изъ Нгошей. На дв одной такой котловинки, обращенной въ поле, мелкими разноцвтными голышами выложены буквами громаднаго размра имена какого-то Душана Станковича и другихъ хозяевъ этой крошечной землицы. Черногорцы, черногорки встрчаются поминутно, и вс пшіе, и вс почти, къ удивленію моему, подъ зонтиками, даже мужчины, а зонтики, конечно, австрійско-жидовскаго издлія; это совсмъ неожиданная для меня подробность въ домашнемъ быт народа-героя. Идутъ они, конечно, не по шоссе, описывающему безконечные многоверстные зигзаги вокругъ всякаго выступа горы, а напрямикъ, черезъ пропасти и скалы, по издревле пробитымъ пшимъ тропкамъ и вырубленнымъ въ скалахъ ступенькамъ, легко, проворно, весело, не замчая ни подъема, ни спусковъ, словно слетая и взлетая на какихъ-то невидимыхъ крыльяхъ; такъ привыкли они съ дтства къ этимъ горнымъ странствованіямъ, такъ сильны и неутомимы ихъ стальные мускулы. Мужчины большею частью въ длинныхъ тяжелыхъ струнахъ, перекинутыхъ чрезъ плечо подобно шотландскимъ плэдамъ, въ цвтныхъ курткахъ, расшитыхъ снурами и золотомъ, въ неизмнныхъ своихъ плоскихъ и круглыхъ «Капицахъ» на голов, вс рослые, ловкіе, красивые, старики и молодежь. Черногорскія женщины, напротивъ того, приземисты, некрасивы и какъ-то скучны и староваты на видъ; у каждой непремнно на голов какая-нибудь ноша; удалые воины Черной-Горы въ этомъ отношеніи не далеко ушли отъ лезгина и чеченца; у нихъ женщина исполняетъ самыя тяжелыя полевыя и домашнія работы и играетъ подчасъ роль вьючнаго животнаго; въ военное время этотъ двуногій обозъ служилъ до послднихъ лтъ единственнымъ средствомъ продовольствія воюющихъ и единственнымъ ихъ госпиталемъ и перевязочнымъ пунктомъ. Слды хроническаго утомленія отъ непосильной работы замтны поэтому чуть не на каждой пожилой черногорк. Кром того, он одваются въ дорогу довольно грязно, сберегая хорошія платья въ своихъ узлахъ для праздника, на который они спшатъ, а этотъ темный заношенный нарядъ ихъ длаетъ ихъ фигуры еще боле неказистыми рядомъ съ всегда разодтыми, всегда веселыми и праздными не только черноволосыми, но и сдоусыми юнаками. Даже двушки кажутся слишкомъ блдными и плоскими, мало подходящими къ типу горныхъ красавицъ, всегда живущихъ на вольномъ воздух и бгающихъ по скаламъ какъ дикія козы. Не понимаешь, какъ же родятся отъ такихъ матерей эти рослые красавцы-богатыри. Зато женщины Черной-Горы цломудренны, какъ сама Веста; вы увидите это даже по лицамъ ихъ, скромнымъ, покорнымъ, безъ всякаго лукавства и кокетства. Правда, трудно и не быть здсь цломудренной, когда за малйшій проступокъ противъ заповди цломудрія, за малйшую попытку любовнаго романа, — бдняг грозитъ скорая и ршительная расправа тутъ же на мст пистолетомъ или ятаганомъ ея благоврнаго.

Черногорцы очень привтливы и общительны съ чужестранцами. Кто ни встртится, вс вжливо кланяются, вс провожаютъ васъ радушнымъ: «добра ни сртя!» и вс непремнно заговариваютъ если не съ вами, то съ вашимъ кучеромъ. Появленіе посторонняго человка, европейца въ штатскомъ плать, а ужъ особенно дамы въ шляпк, въ этой глухой пастушечьей пустын, населенной средневковыми воинами, бросается въ глаза какъ огонь въ темную ночь и возбуждаетъ въ простодушныхъ обитателяхъ горъ самое живое и вполн понятное любопытство. Слово «руссъ» производило на этихъ добрыхъ людей впечатлніе какого-то радостнаго удивленія, они сочувственно улыбались и кланялись намъ, бормотали неизмнное «бога ми!» и долго потомъ оглядывались на насъ недоумвающимъ взглядомъ.

* * *