Незамѣтно, одинъ по одному, вплетаются въ это безостановочно крутящееся кольцо, на смѣну уставшимъ, новые молодые богатыри; должно быть, они заранѣе подобрались одинъ въ одному, всѣ такіе же плечистые, такого же громаднаго роста. Происходитъ что-то, чего въ полутьмѣ ночи я не понялъ сразу… Какъ будто мгновенная остановка, какая-то мимолетная возня — и тѣсно сомкнутая вереница живыхъ тѣлъ опять закачалась и задвигалась въ ладъ пѣсни, подъ звуки музыки…
Но что это такое?.. Огни княжескаго дворца освѣтили мелькавшія въ темнотѣ ночи усатыя лица юнаковъ чуть не на высотѣ княжескаго балкона, словно все коло вдругъ разомъ выросло вдвое выше, чѣмъ было… Господи! да и въ самомъ дѣлѣ оно стало вдвое выше. Теперь уже я ясно вижу, что на могучихъ плечахъ юнаковъ, крѣпко сцѣпившихся руками, движется по верху другое такое же коло.
Богатыри, плеча которыхъ служатъ подставками для верхняго кольца, кажется, не чувствуютъ никакой тяжести отъ топчущихъ ихъ товарищей и съ тою же воинственною удалью и легкостью продолжаютъ быстро вертѣться въ хороводѣ, отступая и наступая, подымая въ тактъ то лѣвую, то правую ногу, громко распѣвая свою любимую плясовую пѣсню нетронутыми никакою болѣзнью дѣвственными легкими горнаго жителя…
Долго еще гремѣла музыка, пѣлись пѣсни, кружились хороводы въ темнотѣ безлунной и темной ночи. Мы ушли спать въ свою гостинницу, не дождавшись конца празднества. Ровинскому, съ которымъ мы пробродили весь вечеръ, тоже нужно было отправиться пораньше домой, приготовить все въ отъѣзду, такъ какъ онъ завтра долженъ былъ уѣхать изъ Цетинья на свое обычное лѣтнее купанье въ Ульцинъ, приморскій портъ, на самомъ южномъ краю Черногоріи, называемый обыкновенно въ географіяхъ и картахъ итальянскимъ именемъ Дульциньо, хотя его древнее названіе римскаго и эллинскаго времени — Улькиніонъ — не даетъ, кажется, ни малѣйшаго права цивилизованнымъ народамъ искажать его законное историческое имя по фантазіи итальянцевъ.
Съ ранняго утра всѣ немногочисленныя улицы и переулки маленькаго Цетинья были уже запружены народомъ; черногорцы встаютъ рано и въ полдень обыкновенно прячутся по домамъ. Мы съ женою не хотѣли упустить никакой подробности народнаго праздника и потому пошли толкаться среди народа тоже съ ранняго утра… Но этотъ народъ, эта толпа не имѣетъ ничего общаго съ народною толпою, которую мы привыкли видѣть въ Парижѣ, Вѣнѣ, Петербургѣ или Москвѣ. Тутъ нѣтъ въ эту минуту ни бѣдныхъ, ни простыхъ, ни плохо одѣтыхъ, тутъ вы окружены сплошнымъ легіономъ какихъ-то своеобразныхъ и живописныхъ рыцарей, ярко разодѣтыхъ, величаво двигающихся, съ горделивымъ достоинствомъ взирающихъ на васъ съ высоты своихъ колоссальныхъ воинственныхъ фигуръ…
Цѣлое населеніе витязей-великановъ, обвѣшанныхъ богатымъ оружіемъ, сверкающихъ золотомъ и серебромъ и всевозможною пестротою красокъ, съ самоувѣренною важностью гуляетъ по улицамъ родного имъ города, дружески схватившись за руки и захвативъ своею могучею шеренгою всю ширину широкой улицы… Хотя я и порядочнаго роста, но теряюсь въ этихъ фалангахъ богатырей какъ маленькій ребенокъ. Все это зеленыя, малиновыя «доламы», бѣлыя «гуни», красно-черныя «капы» съ орлами и значками, ярко-красные «джемаданы», расшитые позументами, бѣлые и зеленые «элеки» и «душаницы» изъ бархата и тонкаго сукна, толковые пояса, или «пасы», восточныхъ цвѣтовъ поверхъ кожаныхъ «волановъ». У иныхъ вся грудь покрыта массивною серебряною бронею своего рода, цѣлыя латы изъ чеканенныхъ серебряныхъ пластинокъ, широкіе золоченные складни на ключицахъ, колѣнчатыя ребрышки на бокахъ. Нѣкоторыя изъ этихъ древнихъ вооруженій изумительнаго богатства осыпаны дорогими камнями, художественно отчеканены; большая часть ихъ — трофеи кровавыхъ битвъ, сняты съ груди разрубленнаго или обезглавленнаго врага, какого-нибудь знаменитаго турецкаго паши или албанскаго князя, и переходятъ по наслѣдству изъ рода въ родъ, какъ священнѣйшіе клейноды семьи. Кто знаетъ, какія давнія историческія имена и какія великія историческія событія связаны съ этими бранными реликвіями, достававшимися по очереди отъ одного счастливаго побѣдителя другому; они, навѣрное, пережили многіе вѣка и прошли многія страны, пока одѣли собою могучую грудь черногорскаго сердара изъ какихъ-нибудь Кучей или Бѣлопавличей, и, можетъ быть, нѣсколько столѣтій назадъ украшали какого-нибудь родовитаго рыцаря или великолѣпнаго сарацинскаго витязя.
На груди у многихъ медали и кресты, даже наши георгіевскіе крестики съ черножелтой ленточкой. Мы невольно останавливались и до неприличія любовались на этихъ статныхъ витязей въ ихъ картинныхъ костюмахъ. Дѣлается радостно за человѣчество, что оно еще не совсѣмъ выродилось физически, что еще уцѣлѣли хотя въ этомъ полудикомъ горномъ углѣ настоящіе человѣческіе организмы въ ихъ непочатой свѣжести, силѣ и естественной красотѣ, вполнѣ достойные своего названія.