Когда изрядно наморились эти «метатели диска» своего рода, молодой князь Данила выбѣжалъ на середину улицы и захлопалъ въ ладоши. Откуда ни возьмись новая толпа удальцовъ, тоже безцеремонно сбросившая на траву стѣснявшую ихъ одежду, ринулась бѣжать на перегонки; нужно родиться черногорцемъ и съ младенчества развитъ свои чугунныя легкія, прыгая съ проворствомъ серны по пропастямъ и утесамъ, чтобы пронестись такою бурею мимо князя и свиты его, какъ неслись, настигая, опереживая, перескакивая другъ черезъ друга, эти разыгравшіеся молодые атлеты, подстрекаемые ободряющими криками толпы и надеждой почетной награды изъ рукъ своего князя.
Послѣ перегонки — новыя состязанія въ перепрыгиваніи, въ борьбѣ… Этими олимпійскими играми своего рода черногорцы всегда чествуютъ канунъ своего любимаго праздника.
Въ самый разгаръ этихъ игръ, на дорогѣ, которая проходитъ тутъ же передъ дворцомъ и на которой главнымъ образомъ и происходили состязанія юнаковъ, появился вдругъ сѣрый осликъ, навьюченный цѣлымъ возомъ топорщившихся во всѣ стороны рогатыхъ и колючихъ сучьевъ. Его гналъ изъ какой-то сосѣдней горной деревушки оборванный мальчуганъ съ огромной хворостиной въ рукахъ, совсѣмъ уже не подходившій своимъ замазаннымъ видомъ деревенскаго пастушонка къ раззолоченной толпѣ княжескихъ сердарей и перяниковъ… Но этотъ наивный горецъ, повидимому, проникнутъ былъ непоколебимымъ сознаніемъ своего права везти на цетинскій базаръ свою грошевую охапку хворосту по дорогѣ, для этого назначенной, какіе бы князья и воеводы ни засѣдали на ней. Онъ храбро ввалился съ своимъ, также самоувѣренно шагавшимъ, осликомъ въ середину олимпійскаго ристалища, безцеремонно расталкивая борцовъ направо и налѣво, едва не задѣвъ самого князя далеко торчавшими концами своихъ сучьевъ, и промаршировалъ себѣ своею дорогою дальше въ городъ, не взглянувъ ни на кого, не поклонившись князю, только сурово покрикивая на своего ушастаго конька, да подгоняя его колючею хворостиною, не обращая вниманія рѣшительно ни на что, кромѣ порученной ему вязанки дровъ…
Я думалъ-было, глядя на этого ребенка-дикаря, затесавшагося въ толпу придворныхъ, что вотъ-вотъ подскачутъ сейчасъ къ недогадливому мальченку усатые перяники, схватятъ бѣднягу за шиворотъ и потащутъ встрѣчать праздникъ въ какую-нибудь мѣстную кутузку, какъ это навѣрняка случилось бы, будь это на главахъ русскаго городового или квартальнаго. Но къ моему большому утѣшенію и удивленію, лихіе борцы мирно разступились передъ отважнымъ ребенкомъ, князь весело улыбнулся, и ни одинъ изъ раззолоченныхъ перяниковъ не бросилъ даже угрожающаго взгляда на простодушно шагавшаго мимо нихъ деревенскаго оборванца…