Славянская спарта

Жаръ уже нѣсколько спалъ, когда мы отправились въ обратный путь; такъ какъ на озерѣ поигрывалъ легкій вѣтерокъ, то и на нашемъ ландрасѣ подняли парусъ. Черногорскіе паруса на Скадрскомъ Блатѣ, въ отличіе отъ турецкихъ и албанскихъ, всѣ отмѣчены большими крестами. Смотря на озеро отъ Лессендры и Вранины, ясно видишь, что тотъ маленькій уголокъ Скадрскаго Блата, что идетъ къ югу отъ нихъ — только расширеніе лимана рѣки Обода, залившаго мало-по-малу свои низменные берега и обратившаго въ цѣпь прибрежныхъ островковъ холмы и горы берега. Настоящее же Скутарійское озеро начинается только за Лессендрою и Враниною, гдѣ оно гораздо открытѣе и шире и гораздо менѣе похоже на «блато». Замѣчательно, что въ древности, при римлянахъ, Скутарійское озеро было гораздо уже, не считалось за озеро и составляло, собственно говоря, разливъ по низменной котловинѣ теченія многочисленныхъ рѣкъ, направляющихся сюда съ сѣвера, востока и запада, Рѣки Черноевича, Цермничви, Морачи съ Цевною, Ситницею и проч. притоками своими, — такъ что р. Бонна, вытекающая теперь на югѣ у г. Скутари изъ Скутарійскаго озера и впадающая въ Адріатическое море, въ сущности была прямымъ продолженіемъ и окончательнымъ исходомъ тѣхъ же рѣкъ.

Недалеко отъ устья Рѣки мы нагнали нѣсколько большихъ парусныхъ лодокъ, до краевъ переполненныхъ набившимся въ нихъ народомъ; это были албанцы изъ Скадра, мужчины, женщины, дѣти, горѣвшіе на солнцѣ яркою пестротою своихъ нарядовъ, позументами, шелками, цѣпочками и насѣчками своего богатаго оружія. Всѣ, конечно, ѣхали на праздникъ въ Цетинье. Одна разбитная красивая албанка, съ бубнами въ рукахъ, вдругъ запѣла, акомпанируя себѣ звонкими бубнами и еще болѣе звонкимъ хохотомъ, какую-то подмывающую плясовую пѣсню, и на всѣхъ лодкахъ, не исключая вашихъ суровыхъ черногорцевъ, все разомъ оживилось и запѣло, подтягивая въ тактъ развеселой бабѣ…

* * *

Вотъ мы и опять на набережной Рѣки, подъ тѣнью древняго града Обода, сидимъ у дверей «кафаны» за бутылкою пива и чашками чернаго кофе. Въ открытыя окна кафаны мы любуемся богатырскими фигурами и величественными позами юнаковъ, убивающихъ вѣчно праздное время свое отчаянною игрою въ карты. За лодку пришлось заплатить десять серебряныхъ гульденовъ, и старый гребецъ, получившій отъ меня этотъ гонораръ, съ важностью, но и съ большимъ дружелюбіемъ потрясъ мою руку; остальные гребцы тоже подошли къ намъ, и нисколько не стѣсняясь, одинъ за однимъ пожимали на прощанье руки мнѣ и женѣ, желая намъ всякаго благополучія.

Накупивши въ лавкахъ Рѣки разныхъ характерныхъ принадлежностей мѣстныхъ нарядовъ, мы наконецъ двинулись въ обратный путь, торопясь поспѣть заcвѣтлo въ Цетинье. По дорогѣ мы нагоняли еще больше народа, спѣшившаго на праздникъ, чѣмъ встрѣчалось намъ утромъ. Многія женщины шли подъ зонтиками, разумѣется, австрійскими, что совсѣмъ не мирилось въ нашей головѣ съ представленіемъ о заваленныхъ женахъ черногорскихъ, выносящихъ на своихъ плечахъ изъ-подъ пуль и ядеръ раненыхъ мужей и братьевъ. Но очевидно, что австрійское цивилизующее вліяніе изъ Котора и Рагузы нечувствительно заражаетъ и глухія долины Черной-Горы; намъ попадаются не разъ даже раскрашенные нѣмецкіе штульвагены на покойныхъ рессорахъ, въ которыхъ мирно возсѣдаютъ съ женами и дѣтьми тѣ самые сѣдоусые черногорскіе богатыри, которые недавно еще не знали другого коня и экипажа, кромѣ собственныхъ рысаковъ въ буйволовыхъ опанкахъ.

То и дѣло обходятъ нашу коляску толпы рослыхъ, крѣпконогихъ и статныхъ юнаковъ и съ ними обыкновенно цѣлая куча подростковъ; проворные, ловкіе, сіяющіе безпечнымъ весельемъ, красавцы на подборъ, одѣтые поверхъ бѣлоснѣжныхъ рубахъ и штановъ въ малиновыя, золотомъ расшитыя, куртки, обвѣшанныя серебряными цѣпочками съ бирюзой, перепоясанные яркими турецкими шалями съ засунутыми въ нихъ дорогими пистолетами, — они мелькали мимо насъ будто пролетѣвшая стая веселыхъ птицъ, и съ громкими пѣснями, съ шумомъ и болтовнею не сбѣгали, а скорѣе стекали, какъ воды горныхъ ручьевъ, безъ раздумья и остановки, будто по ступенямъ пологой лѣстницы, внизъ по утесистымъ кручамъ и обрывамъ, минуя длинныя петли шоссейной дороги, напрямикъ, какъ летаетъ птица, какъ несется стрѣла…

Шутя и смѣясь взбѣгаютъ они на такіе же кручи и обрывы по козьимъ тропамъ «старой дороги», пробуждая ружейными и пистолетными выстрѣлами безмолвный воздухъ горныхъ пустынь, осушая въ придорожныхъ кабачкахъ стаканчики краснаго вина, постоянно обгоняя нашу тяжко ползущую вверхъ коляску. Догнать ихъ намъ нѣтъ никакой возможности, и это, очевидно, забавляетъ ихъ, заставляя удвоивать быстроту ихъ бѣга, вызывая въ нихъ новый приливъ молодого смѣха и пѣсней.