Славянский «базар»

К нему стали обращаться и незнакомые люди, кому шепнули пару слов уже соблазненные им. Мальтинский как человек разумный не мог не понимать: вечно так продолжаться не будет. Когда-нибудь, рано или поздно, наступит час расплаты. Но он уже так запутался, так увяз в перекрестном одалживании, что не видел иного выхода, как продолжать. Утешал себя тем, что так обращается с чужими деньгами не только он один. Плодились всевозможные пирамиды, открывались банки. В стране с неустойчивой экономикой и еле живой промышленностью финансовый бум возможен только как обман, видимость, мираж, который неминуемо должен рассеяться. Втайне от своих кредиторов-вкладчиков Мальтинский готовился к отъезду. Он уже подал документы на выезд в Израиль. На случай, если кто-нибудь пронюхал бы об этом, ответ у него был готов. Мол, бизнес разрастается, он уже осваивает заграничные рынки, и израильский паспорт в кармане этому не помеха, а подспорье.

Любому, кто посмел бы усомниться в его честности, Семен Борисович готов был тут же выложить все причитающиеся ему деньги и строго предупредить, что больше подходить к нему бесполезно. Так уже случалось. И после недолгих раздумий засомневавшиеся возвращали полученное.

Жадность и легкость, с которой удавался обман, затмили Мальтинскому разум. Он уже собрал около двухсот тысяч долларов и подготовил канал, чтобы перевести их за границу. И тут он столкнулся в городе с отцом Карла, тот выходил из театра с огромным футляром в руках, задумчивый и возвышенный. Возможно, музыкант и не признал бы в проходившем мимо мужчине зэка, помогшего его сыну пронести на свиданку деньги. Трудно узнать человека, если ты уверен, что он сейчас в сотнях километрах от тебя за колючей проволокой.

– Добрый день, Карл Иванович, – Мальтинский приподнял шляпу.

Старик несколько секунд всматривался в его лицо, а потом расплылся в улыбке.

– Семен Борисович, если не ошибаюсь.

– Все правильно.

– С освобождением, – музыкант переложил инструмент из правой руки в левую и горячо пожал ладонь, – рад встретить друга моего сына.

Слово за слово, и Мальтинский оказался в квартире Разумовского-старшего.

– Давно освободились? – спрашивал хозяин, подливая гостю кофе и отмеряя в чашку коньяк чайной ложкой.

– По амнистии. Повезло.

– Смотрю, процветаете.

Мальтинский одевался дорого, чтобы производить на людей впечатление, уже вошел в образ удачливого бизнесмена.

Музыкант принялся рассказывать о том, что знал по письмам о жизни Карла, потом спохватился:

– Вы, наверное, и без меня это знаете, переписываетесь с ним.

Возражать Мальтинский не стал. И тут прозвучало то, к чему он внутренне был готов. Старик принялся жаловаться на теперешние порядки, на то, что есть кое-какие деньги, сын передает регулярно, но некуда их вложить, боится обмана. Сработал рефлекс, Мальтинский принялся живописать перспективы вложения капиталов через свою теневую фирму, монолог он произносил по нескольку раз на дню, и язык делал свое дело почти автоматически. В это время его владелец мог думать о вещах отвлеченных. И через полчаса Разумовский-старший уже вручал ему две с половиной тысячи долларов.

Придя домой, Мальтинский дал себе зарок, что вернет старику деньги с процентами и больше не возьмет у него ни копейки. Через неделю он пришел к Разумовскому, положил перед ним три тысячи. Глаза старого музыканта засветились счастьем, он вновь поверил в людскую честность, в свое везение.

– Мы на меньшие проценты договаривались.

– Повезло, сделка удачная.

– Спасибо вам большое. Только, пожалуйста, сыну моему не сообщайте. Ему не понравится.

По глазам старика Мальтинский понял, что ни при каких обстоятельствах тот не станет рассказывать Карлу о том, как вкладывал деньги под процент. А уж тем более не признается в том, что потом его облапошили, развели на бабки, как последнего лоха, – слишком горд.

– Вы говорили, что, чем большая сумма вкладывается, тем успешнее операция…

– Я сейчас приостановил работу. Так, по мелочам, – говорил Семен Борисович, чувствуя, как у него холодеет внутри.

– Я о многом и не прошу, знаю, для вас пятьдесят тысяч мелочь. А мне, старику, на проценты можно до смерти прожить. Пустите их в оборот на три месяца. Но только сыну ничего не говорите, даже если допытываться станет. Через неделю у меня будет такая сумма.

Отказываться от денег не было в привычке Мальтинского. Через неделю он вновь зашел к музыканту. Пять пачек долларов, по десять тысяч в каждой, уже лежали на столе. Язык у Семена Борисовича не повернулся сказать «нет». Он старался не думать, где взял музыкант такие деньги, – дал их ему Карл, одолжил у знакомых, соблазнив меньшим, чем рассчитывал получить, процентом прибыли. А может, и копил всю жизнь.

Через месяц Мальтинский покинул Россию. Предупредив тех, кто мог начать волноваться, что едет ненадолго по делам и, если они беспокоятся о судьбе денег, то он может рассчитаться с ними «в ноль» прямо сейчас. Забрал деньги только один человек.