Славянский «базар»

– Не люблю болтать, – лицо Карла вновь стало будничным, исчезли тени под глазами, из взгляда пропали злость и настороженность. – Пришлось помочь ментам, преподнести им убийцу дубака на тарелке с голубой каемкой. Уже пару месяцев прошло, как я одного стукача на зоне высчитал. Из-за него двое пацанов на лесоповал ушли. Если б он знал про Жакана, сдал бы и его. Не знаю, как так получилось, – Карл вскинул голову и самодовольно рассмеялся, – но однажды менты нашли стукача повешенным в сортире. Все чин-чинарем выглядело – форменное самоубийство. Висит на электрическом шнуре, табурет под ним опрокинутый, в кармане лежит собственноручно написанное признание в том, что это он дубака заточенной тарелкой вальнул, а потом испугался, совесть замучила, вот и свел счеты с жизнью. Менты не стали испытывать судьбу, списали убийство на стукача. Дело областная прокуратура вела, ей и карты в руки… – Карл хлопнул ладонью по колену: – Все, время воспоминаний окончилось.

Бунин уже лежал в кровати, даже через толстое стеганое одеяло чувствовалось тепло близкой печки. Темнота была такая, что хоть глаза выколи. Николаю тут же припомнились страшные годы, проведенные им в неведении – вернется к нему зрение после аварии или нет. Такая же темнота окружала его с утра до вечера, плотная, казалось, ее можно резать ножом, щупать руками. И лишь по ночам он начинал «видеть», приходили сны. Яркие, красочные, цветные… и каждое утро его ждало разочарование.

– Николай, – достиг слуха Бунина тихий голос Карла.

Вначале парню показалось, что голос был не настоящий, а придуманный, внезапно вспомнившийся, возникший на границе сна и яви.

– Николай, ты уже спишь? – переспросил законный.

– Думаю.

– Думать буду я, – Карл глухо рассмеялся и тут же закашлялся, – у тебя не получится, ты многого не знаешь.

– Если мы вместе попали в историю…

– В историю, – передразнил Карл, – то, что случилось, называется непоняткой, муткой. И ее нужно поскорее прояснить. Если тебя хотят убить, нужно хотя бы узнать – за что именно. У тебя есть телка, которую не будет жалко и которая мало о тебе знает?

Николай не сразу понял, про что говорит Карл. Но ситуация сама подсказывала ответ. Совсем недавно тоже был дачный поселок и девушка – Лера.

– Что значит «не жалко»?

– То и значит. Клару мне теперь жаль, – тихо сказал Карл.

– Зачем понадобилась телка? – последнее слово Бунин проговорил с усилием.

– Ты сначала ответь, а потом узнаешь, что предстоит делать. Надеюсь, все обойдется, но все же.

– Если надо, найду.

– Тогда все отлично. Можешь спать.

Глава 9

Легкий «кукурузник» тряхнул порыв ветра. Самолет летел низко. За иллюминаторами с двух сторон простиралось поле. По зеленому, с желтыми пятнами выгоревших на солнце хлебов, прокатывались волны.

Казалось, что вся земля вымерла – ни домика, ни человека, ни даже одиноко пасущейся скотины. Помощник пилотировал самолет, а командир – бывший военный летчик Иван Калинин – сидел посреди салона на перевернутом дощатом ящике. Вместо того чтобы любоваться красотами, открывавшимися за бортом, он тупо смотрел на незакрытую дверь в хвосте самолета. За дверью располагался самый примитивный сортир – помост, а в нем прорезанное ножовкой отверстие. «Кукурузник» не сверхзвуковой истребитель, на нем все значительно проще, от управления до «удобств».

Иван Калинин думал о том, что жизнь его по большому счету не удалась. Не летал он уже четыре года. С того самого дня, когда трижды латаный-перелатаный транспортный самолет, выработавший свой ресурс еще на закате Советского Союза, таджикские власти продали за границу. С полгода Калинин еще послужил в армии, но на весь аэродром, на всю летную часть оставался только один «живой» самолет, да и тот поднимался в воздух не чаще двух раз в месяц.

Иван вовремя сообразил, что пройдет еще полгода, и он сопьется окончательно. Жена его бросила в середине девяностых, когда прожить на зарплату военного летчика стало невозможно. Ушла без скандала, без выяснения отношений, просто однажды после крутой пьянки Калинин проснулся и обнаружил, что остался один. Все ценное, что еще оставалось дома, жена забрала с собой, а взамен оставила короткую записку: «Ты – скотина. После того что ты сделал, видеть тебя не хочу. Ухожу навсегда». Что именно сделал Калинин той ночью, он припомнить так и не смог. До сегодняшнего дня это оставалось для него тайной, причем без всяких шансов на прояснение. А может, имелась в виду не ночь, а вся жизнь?

Жену он искать не стал. Если женщина забрала с собой даже сделанные ею на дни рождения мужа подарки, она уж точно не вернется. Спасение, как казалось тогда Калинину, он нашел в заброшенном доме своей покойной матери.