Славянский «базар»

Все это можно было купить в любом гастрономе, заехав в город, и без всякой наценки.

«У богатых свои причуды», – решила официантка и, пока клиент не передумал, заспешила на кухню.

Вскоре пакет с выпивкой и едой уже стоял у ножки стула. Карл положил деньги на стол, весь его вид говорил о том, что он не собирается получить сдачу. Но все же официантка сделала вид, что отсчитывает, – просто зашелестела купюрами, зазвенела мелочью. Законный вскинул руку.

– Оставь себе.

– Спасибо, заезжайте еще, счастливой дороги, – проговорила сияющая официантка.

– Видишь, как мало надо человеку для счастья. Сидела бабенка в углу, грустная и никому не нужная. Деньги сделали ее счастливой. Одним больше надо, другим меньше. Мало на свете людей, для кого деньги – пыль.

Николай забрался в машину, пакет приспособил на заднее сиденье.

– Удачно съездил?

– Удачно будет, когда Мальтинский сдохнет, а пока счет в его пользу.

До дач доехали быстро. Карл остановился возле дома Жакана.

– Чем это ты занимаешься? – вместо приветствия бросил Карл хозяину.

Стена сарая была подсвечена переносной лампой, под ней на табурете стояла, воткнутая в бутылку, роскошная роза. На траве валялись головки цветов и обезглавленные стебли – штук десять. В руке Жакан держал обыкновенную металлическую тарелку. Карл аккуратно взял ее, попробовал край пальцем.

– Острая.

– Сегодня заточил, как тогда.

– Тренируешься? Молодость решил вспомнить? Давай лучше выпьем немного, иначе не засну. – Карл махнул тарелкой, и головка розы свалилась в примятую траву. – Скоро в Витебск поедем, – сказал он, как о деле решенном, – если раньше в Москве не управимся.

– Тебя Монгол ищет. Просил привет передать, – тихо сказал Жакан.

Карл удивленно поднял брови – откуда мог казначей общака, уже пару лет передвигавшийся в инвалидной коляске, знать, что он прячется именно здесь. Жакан зло сплюнул:

– Я никому не говорил. Он шофера сюда сам прислал.

– На то он и Монгол, чтобы все знать. Завтра его и навещу.

– А еще он сказал, что какой-то Ханой у пацанов интересовался, где тебя найти можно.

– Ханой, – задумался Карл, перебирая в памяти тех, с кем сводила его судьба. – Ханой, – еще раз повторил он погоняло и, вспомнив малоприятное лицо, добавил: – Ясно.

– Выпивка отменяется, – внезапно произнес Жакан, когда Бунин уже успел достать с заднего сиденья пакет с провизией.

На крыльцо дома вышел шофер Монгола – Валера Сычев.

– И ты здесь, Сыч, – безо всякой радости сказал Карл, завидев его.

– Монгол просил, – Сыч сделал паузу, чтобы зафиксировать значимость момента, потому что Монгол просил редко, обычно он просто говорил, – приехать к нему прямо сейчас.

Поскольку сам казначей передвигаться без посторонней помощи почти не мог, то последние годы Сыч был не столько его шофером, сколько ногами, глазами, ушами, голосом.

– Погоди, – Карл отвел Жакана в сторону, – значит, ты не в завязке?

Жакан неопределенно повел головой.

– Кто его знает? Я и сам уже запутался. Монгол не из тех, кого можно послать. Когда он отыскал меня два года назад, то отпираться, что ты временами живешь тут, не было смысла. Ты же знаешь. Вот и тебе ехать придется. И ты не откажешься.

– Оставайтесь и ждите. Сыч, где твоя машина?

Сыч, знавший Бунина как слепого, с каменным лицом наблюдал за тем, как парень спокойно управляется без посторонней помощи. Открыв калитку, Николай даже подмигнул ему, мол, не только Монгол способен удивить неожиданным.

Глава 11

Ханой проснулся, но глаза открывать боялся. Вот уже пошла вторая неделя, как ему снился один и тот же сон. Будто он снова на зоне. Сон был настолько реальным и достоверным, что, даже проснувшись, Ханой все еще продолжал сомневаться, где видение, а где реальность. Он прислушался, совсем неподалеку был еще кто-то, чье тяжелое сопение слышалось очень явственно. Точно так же сопел сосед по шконке – домушник Хуйгуров. За глаза все зэки, конечно же, называли осетина по первым трем буквам фамилии, но считалось, что носит он другое погоняло – Гуров.

Ханой боялся открыть глаза и увидеть над собой доски верхнего яруса нар. Принюхался. Воздух был спертым, густо пахло грязным мужским телом, потом. И только потом Ханой сообразил, что голова может так раскалываться только с похмелья, а на зоне нечасто выпадало такое счастье. Если и удавалось выпить, то немного, чтобы наутро дубаки не унюхали.

Вспомнил, что вчера надрался, как скотина. И не дома, до квартиры не добрел после встречи с Петровичем. Вспомнил, как его замели менты, но потом по дороге отпустили. По рации им передали, что человек, обокравший квартиру, задержан с поличным. Вот тут он уж и оторвался. Пил с какими-то мужиками у Павелецкого вокзала. Потом добавлял с молодежью в скверике, поил студентов пивом за свой счет, а дальше ни хрена вспомнить не удавалось.