Среди текстов книжного происхождения — как у православных, так и у католиков — значительную долю составляют апокрифические молитвы, содержащие в себе рассказ о жизни и распятии Христа или о других значимых событиях Священной истории. К примеру, безопасность во время грозы обеспечивал следующий текст: «W Jordanie się począł, / W Betlejem narodził, / W Nazaret umarł. / A Słowo stało ciałem / I mieszkałło między nami» [В Иордане зачат, в Вифлееме родился, в Назарете умер. А Слово стало телом и жило между нами] (пол. [Kotula 1976, s. 146]).
Рассказ о мучениях Христа ради спасения человечества проецирует идею всеобщего спасения на конкретную, сиюминутную ситуацию. В некоторых случаях достаточно даже упоминания о событиях из жизни Христа для того, чтобы спастись от опасности. В Полесье считалось, что при встрече с волком достаточно задать ему вопрос: «Воўк, воўк где ты буў, як Суса Хрыста роспына́лы?» [или: «на роспя́тье бралы?»]» (Лисятичи пинск. брест., ПА), чтобы обеспечить себе безопасность. Ср. лужицкую формулу, которой отгоняют блуждающий огонек, связанную со знанием церковной службы: «Ту, šwinio! A nie wiesz ty, jakie Ewangielje byty w niedzielę» [Ты, свинья! А не знаешь ты, какое Евангелие было в воскресенье] [Czerny 1896/1, s. 89].
Исключительной по своему распространению является апокрифическая молитва «Сон Богородицы», содержащая рассказ Богоматери о крестных мучениях Христа. Сюжет известен как в католической, так и в православной традициях, однако существуют значительные расхождения в применении подобных текстов в разных культурах. У восточных славян эта молитва занимает доминирующее место по популярности и почитается в народной среде наравне с «Отче наш» и 90-м псалмом. Известная в многочисленных вариантах, она читалась чаще всего перед сном в качестве общеапотропеического текста. В рукописном варианте «Сон Богородицы» как талисман носился в ладанке вместе с нательным крестом. У поляков самостоятельные тексты, содержащие {200} подобный сюжет, достаточно редки, чаще всего рассказ о сне является фрагментом более обширных текстов, например, «Modlitewki do św. Mikohya», служащей оберегом скотины от волков: «Gdy Jego Najświętsza Matka zasnęła / па rajskiej górze, / Przyśił się Jej wielki sen. / Że widziała Syna swojego/ Ubitego, ukrzyżowanego, z krzyża zdjętego, / Na jej rękach położonego…» [Kotula 1976, s. 75]. У словенцев «Сон Богородицы», известный под названием «Zlate očenaš», не имеет выраженной апотропеической функции и читается наряду с другими молитвами (примеры см.: [Slovanska 1983, s. 511-517]).
Другой популярный апокрифический текст — «Сказание о двенадцати пятницах» — совмещает две функции: с одной стороны, это текст-«инструкция», он объясняет, в какие пятницы необходимо поститься, чтобы избежать тех или иных опасностей, например: «1-я пятница… Кто сию пятницу постится, то человек от потопления на реках избавлен будет. […] 3-я пятница… Кто сию пятницу постится, тот человек от неприятелей и разбойников сохранен будет» и т.д. (цит. по: [Борисовский 1870, с. 206-210]). С другой стороны, сам по себе текст, используемый в качестве талисмана, является оберегом, избавляющим от различных бед.
Поскольку употребление подобных текстов в разных случаях часто определяется исключительно традицией, их концовки, как правило, содержат в себе разъяснение, от каких бед предохраняет данная «молитва»: «Кто эту молитву знает, кто по памяти, кто по грамоте, от врага будет спасен, от зверя сохранен. На суду легкий суд, на воде легкое плаванье» (белозер. вологод. [Учебные 1992, с. 30]) или: «Kto będzie tę modlitewkę odmawiał… Nie zginie wśród burzy і pieronów…» [Кто будет ту молитовку читать… не пропадет среди бурь и молний…] [Czyżewski 1993]. Можно предположить, что такие концовки, генетически восходя к заключениям византийских житийных текстов, в славянских народных традициях получили самостоятельное развитие. Примером этого может служить апокрифическое «Мучение Никиты», достаточно известное в православных культурах и содержащее заключение, в котором говорится о пользе читать и иметь при себе данное житие: «Да идЪже кто слышит чтение и мч
нье ст҃го и славнаго мчника и врача Никиты, аще не добрЪ се начнеть оучити своему оучению, да наоучит се добрЪ, аще кто бЪ сы мчимь будеть да избоудеть ωт нихъ…» ([Истрин 1899, с. 234], ср. там же аналогичное заключение в греческом источнике). В других случаях заключение переделано в самостоятельную молитву, обращенную к мученику Никите об избавлении или предохранении от нечистой силы, основанную на одном из эпизодов жития, в котором Никита побеждает беса: «Мл҃тва великому НикитЪ ложася спати… оу когож будет в дому сіа мл҃тва с҃того славнаг стсстотерпца Никиты, за s҃ дни бегаите от мене бЪси мл҃твами славнаг мчника врача {201} Никиты, блсвенъ Б҃ъ во вЪки амин сам Г҃и блюди мя раба своего имр на поути, на постели, оу воды…» [Истрин 1899, с. 234].