Славянский сокол

– Уже поздно, ваше величество, заниматься следствием… Но я, с вашего разрешения, продолжу свой рассказ, который так непосредственно касается вас, хотя дело случилось со мной. Естественно, первой моей мыслью была та самая… Вы меня понимаете…

– Понимаю, – хмуро ответил король. – Вы подумали, что это по моему приказу на вас напали мои солдаты. И это в то время, когда я уехал из ставки с охраной из саксов…

– Да. Все выглядело настолько открытым, что в первый момент не вызывало сомнений. Это потом появились детали, которые сложились в единую картину и стали прояснять ситуацию. Мою охрану оставили жить намеренно, чтобы они имели возможность рассказать, как на них напали франки. А меня просто повесили бы, чтобы я не мешал.

– В первую очередь надо искать тех, кому это выгодно. А это выгодно только бодричам! – воскликнул Бернар. – И ваш спаситель был с ними заодно.

– Да, бодричам было выгодно получить новую войну между нами, – Карл поддержал дядю. – Тогда Годослав смог бы вздохнуть спокойно.

– Бодрич не убивал бы своих соотечественников, спасая эделинга Аббио, – покачал головой Кнесслер. – В этом отношении славяне щепетильны.

– Ради большого дела они могли и на это убийство пойти, – не унимался Бернар, понимающий, что спрос за беспорядок все равно будет с него. – А для них это было бы по-настоящему большим делом. Почти спасением, хотя и временным.

– Нет, ваше величество, нет, монсеньор, это не так. Никакого спасения это убийство не дало бы бодричам. И тогда вообще какой смысл был молодому пращнику спасать эделинга Аббио? Бодричи получали бы что-то, если бы повешение совершилось! А вообще-то это уже их мало сейчас волнует. У них другие заботы. Но об этом эделинг Аббио расскажет чуть позже. Есть и еще новости, которые отвергают версию монсеньора Бернара. Продолжайте свой рассказ, мой друг, – обратился Кнесслер к молодому эделингу.

– Все это так, – согласился Аббио, – но я-то подумал, что напали на меня франки! И только мой спаситель показал мне узел, которым была завязана петля. Такой узел, – сообщил он, – вяжут только моряки-викинги. И я потом навел справки. Это в самом деле датский морской узел. Иногда еще им пользуются норвеги и свеи.

Все молча и с недоумением ждали продолжения. Даже король ничего не спросил.

– Да-да, ваше величество, это были даны. А единственные даны, присутствующие сейчас на турнире, хорошо известны, потому что их слишком мало, и они слишком на виду у всех. Кроме того, волхв-бодрич Ставр рассказал мне, что пятеро данов покупали сегодня снаряжение солдат франкской армии. Ему поведал об этом местный купец-еврей, которого при необходимости всегда можно допросить. И потому я прошу ваше величество сказать, кто мог отдать приказ солдатам-данам расправиться со мной?

– Грязный пират Сигурд? – прямо и грозно спросил Карл.

Но в вопросе уже явственно звучали утвердительные нотки. Настолько явственно, что вопрос походил на обвинение.

– Правильно, ваше величество. Мои люди вместе со славянами, которых я слегка подозревал, как и вы, начали следить за палаткой герцога Трафальбрасса. И видели возвращение четверых воинов. У одного голова была пробита, и он еле ноги переставлял. Это камень из пращи бодрича нанес ему увечье…

– Я прикажу их самих повесить, – грозно, почему-то чуть не шепотом сказал Карл. – Я немедленно пошлю стражников…

– Поздно, ваше величество. Я понимаю, что чинить суд в пределах близости королевской ставки – дело исключительно королевское. Но мои воины народ простой, и они меня любят несмотря на мой излишне вспыльчивый порой характер. Они решили, что викинги оставили в лесу своего убитого товарища до вечера. У данов принято сжигать тела павших с мечом в руке. Итак, мои люди нашли тело и устроили засаду. И вот несколько минут назад мне доложили, что викингов поймали и повесили около дороги. Я считаю, что справедливость восторжествовала, и прошу простить моих солдат за самосуд. Ими двигало естественное чувство негодования и желание торжества справедливости.

– Я прощаю их, – сказал король. – Конечно, я мог бы повесить и Сигурда. Но тогда я сам уподоблюсь ему. Вешать людей высокого сословия – это в первую очередь проявление неуважения к самому себе. Однако допускать такого рыцаря до участия в турнире…

– Ваше величество, – возразил Бернар. – У нас нет никаких доказательств, что Сигурд послал своих людей. Он просто скажет, что понятия не имеет о том, чем эти люди занимались в свободное от службы время. И будет прав. Не может же герцог следить за своими слугами… Мы никак не можем наказать Трафальбрасса.

– Можем, ваше величество, можем… – сказал до этого молчавший граф Оливье. – Я прошу разрешения у вашего величества мне выступить пятым участником команды зачинщиков турнира. Я накажу Сигурда на ристалище, накажу сурово и поучительно.

– Мне кажется, – размышляя и сам с собой советуясь, произнес Карл, – еще пара доводов, и я соглашусь.