Славянский сокол

– Кто ты такой, славянин, чтобы оскорблять его светлость? Как смеешь ты сомневаться в словах высокопоставленного лица! Ты – мальчишка… – выкрикнул оруженосец по-датски.

И он с силой ткнул пальцем в грудь пращника, словно только одним этим пальцем намеревался убить или хотя бы устрашить.

Но палец согнулся, ударившись в кольцо кольчуги, а Лют не отступил ни на шаг, более того, выставил вперед левую ногу, приняв воинственную позу. И ответил по-сакски, чтобы слышали все, кто собрался вокруг них:

– Я служу князю Годославу с первого дня, когда он сел на княжеский стол в Рароге. Тогда я в самом деле был еще мальчишкой, но прекрасно помню эти дни. И потому знаю хорошо всех, кто его окружал и окружает. Следовательно, могу с полным правом сказать, что твой герцог лжец!

– Убей его, Гунальд, – сказал Сигурд, оценив ситуацию и сообразив, как мало украсила бы его репутацию драка с простолюдином. – Убей его, или я убью тебя.

Гунальд положил руку на кинжал, хотя за плечом его висел меч.

– Ну уж нет! – выступил вперед рыцарь-сакс с перевязанной рукой. – Сначала мы должны выслушать этого молодого человека. А только потом разрешить дело с честью. И не ударом кинжала, а равным поединком.

– Кто он такой, чтобы я слушал его бредни? – сказал герцог. – Я ни разу не видел этого человека в окружении Годослава, но я видел там повешенного норвега Годослава и утверждаю это.

– А я, – сказал Лют, – утверждаю, что человек, которого ты называешь норвегом, служил тебе. Пятеро твоих воинов подло напали на эделинга Аббио и хотели его повесить. Одного из них я зарубил мечом, одному проломил голову камнем из пращи и вытащил эделинга из твоей петли. А потом видел твоего воина с проломленной головой. Он и сейчас сидит возле твоего роскошного шатра, не слишком его украшая, греется у костра, скрыв голову подшлемником. Я не полностью, надеюсь, отбил ему память? Тогда следует спросить у него, где он заработал удар по голове?

Сигурд готов был голыми руками разорвать в ярости этого жалкого мальчишку. И тем совершить акт мести. Но он был не только сильным и храбрым воином, но еще и хитрым, расчетливым политиком. Он легко просчитал последствия, к которым приведет взрыв его ярости. И потому просто, почти буднично повторил:

– Гунальд, я, кажется, приказал тебе убить этого лжеца.

Рыцарь с перевязанной рукой стоял сбоку и не мог помешать Гунальду, выхватившему кинжал и уже замахнувшемуся им для удара. Сам Лют не подготовился к защите, думая, что предстоит равный поединок, как сказал только что рыцарь, и потому даже не передвинул ближе к руке меч. Кинжал начал уже опускаться и непременно ударил бы юношу в незащищенное горло, куда Гунальд и прицелился, когда раздался короткий свист, и ременная петля обхватила руку оруженосца в запястье, выбив из нее кинжал. Какая-то неведомая сила отдернула самого Гунальда назад, повалив наземь.

– Кто посмел? – взревел Сигурд в ярости, резко повернувшись и глазами дикого оскорбленного зверя рассматривая Далимила-плеточника, подбирающего свой бич для следующего удара, если такой потребуется.

– Я посмел! – с вызовом сказал Далимил и отвел плетку за спину. Следующий удар занял бы секунду, а Сигурд даже приблизиться к нему не успел бы.

И герцог, встретившись взглядом с суровым воином, увидел вдруг в его глазах, что этот следующий удар, если в самом деле последует, придется в лицо ему, герцогу Трафальбрассу. Это будет страшный удар… Герцог не боялся никогда ни меча, ни копья. Но удар плеткой просто опозорит его на всю оставшуюся жизнь. Плеткой бьют животных и рабов, но не герцогов. Такой удар превратит его, сиятельного и знаменитого, в равного рабу.

– А ты еще откуда взялся и вообще, кто такой и кто дал тебе право ударить моего оруженосца? – спросил Сигурд уже без открытой ярости, которую только что демонстрировал. – Своих оруженосцев бить имею право только я.

– Я оруженосец рыцаря, которого вы зовете князем Ратибором, он бился сегодня в меле плечом к плечу с тобой.

– И что же, у вас в Аварии все лезут в дела, которые их не касаются?

Далимил не подтвердил свое аварское подданство и не отверг его. Сказал обтекаемо:

– В Аварском каганате есть хороший обычай. Там лжецов бьют кнутом. И я очень хочу ударить тебя, конунг, потому что ты – лжец и негодяй, каких не сыскать по белу свету.

– Что-то у нас сегодня происходит неприличное, господа… – хмурясь, сказал рыцарь с перевязанной рукой, сообразив, что кастовая принадлежность требует от него кастового братства. – Оруженосцы и простолюдины позволяют себе оскорблять рыцарей!

– Я только свидетельствую против конунга Трафаль-брасса, обвиняя его во лжи, – ответил Далимил. – И говорю о своем желании наказать лжеца, как наказывают последнего раба. Потому что только рабу прощается отсутствие чести. Его за это не убивают, а бьют.

– Что ты и твой князь можете знать про все это? – взревел Сигурд, почувствовав поддержку.

– Да, – сказал и рыцарь, – что ты имеешь сказать нам?