Славянский стилет

— Знаете, а вот вы совсем не угадали. Выставка мясомолочной промышленности, сепараторы там разные, убойные ножи…

— Убойные ножи? Страшные у вас выставки.

— Вся жизнь — страсть. Нож тут не при чем. Всегда он почему-то крайним оказывается. Мысль — первична. Нож вторичен.

— О, да вы тоже философ!

— Да, немного, наверное. Философия переработки жизни в смерть. Тяжелая мясомолочная промышленность.

— Как интересно! Это и есть главный вопрос нашей конференции!

— Вот видите, как мы близки. По духу. Но по материи — вряд ли. Не думаю, что каноны классического буддизма настолько меркантильны, как моя профессия. Убить и съесть. Как вы считаете — звучит?

— Еще как!

— И я так думаю.

— Но по вашему виду не скажешь, что вы жестокий человек.

— А я добрый.

— И это не мешает вам в работе?

— Как вам сказать, — Музыкант потушил сигарету и, повернувшись к брюнетке, стал смотреть на нее задумчивым взглядом. — Может быть, и мешает. Но я, наверное, не в состоянии этого понять.

Авиалайнер слегка накренило. Автопилот делал разворот по своему воздушному коридору. Летчики продолжали играть в карты. Второй пилот рискнул, вскрылся и сорвал банк. «Ха-ха-ха!» — захлопал в ладоши. — «Бруклин всегда впереди!» — «Постой-постой!» — засомневался третий пилот. — «А где пиковая дама?» — Он сгреб колоду и стал ее пересчитывать.

Штурман оторвался от книги и уставился на курсовой указатель. Он обдумывал только что прочтенное — «Но нельзя забывать, что вечная жизнь есть вечная смерть. Ибо обе категории сливаются в одну».

Повар пуэрториканец продолжал обсуждение со стюардессой утреннего меню почти в полном молчании. Иногда короткие реплики подавала стюардесса. Обсуждение подходило к концу.

Командир экипажа спал.

Автопилот выровнял самолет, и тот несся дальше к далекой притаившейся Японии.

— А вы не хотите прийти на нашу конференцию? — спросила собеседница.

— Вы думаете, что стоит?

— Мне кажется, я вижу, кем вы были в прошлой жизни. И думаю, что стоит.

— Вы видите, кем я был в прошлой жизни? Поразительные вещи говорите. Может быть, вы вглядитесь и увидите, кем я был в этой? А то я иногда начинаю сомневаться, не сон ли она?..

— Нет, эта жизнь ваша. Я не гадалка. Законченную карму легко прочесть. Она впечатана и неизменна. А вот в действующую лезть опасно. Непредсказуемы последствия. Наложение одной на другую. То есть вашей на мою. Или наоборот. В общем, это сложный вопрос. Мудрый буддист — одинокий буддист.

— Сложности я не люблю. До того момента, пока они не упростятся до минимума. Вы знаете, а почти всегда так и происходит. Странный эффект. Вы знакомы с ним? — заинтриговался Контрабасист.

— Ну, конечно. Самих по себе сложностей не существует. Все только внутри вас.

— Во мне?

— Да.

— И что же они там, извините, делают?

— Ну, как сказать. Усложняют вам жизнь. И упрощаются. Энергия-то уходит.

— Любопытное объяснение непонятного. А вот вы, например, сейчас тоже во мне? Как часть определенной сложносоставляющей?

Брюнетка слегка порозовела.

— Да, это так. Я сейчас внутри вас, можно сказать и так.

— А где тогда, по-вашему, я?

— Если по-моему, то во мне.

— Я — в тебе? — изумился Музыкант! — Извините…

— Ничего. Да. Хотя это странно звучит на первый взгляд.

— Любопытная все-таки у вас профессия. Я, наверное, воспользуюсь вашим приглашением. А где проходит ваша конференция?

— В Токио. Район Хиракава. В Куин-отеле.

— О, это престижное место встречи. В финансовом смысле.

— Ну, конференция тоже очень престижна, как вы выражаетесь. Поэтому и место встречи соответствующее.

— А наша выставка в районе Ееги-Хатиман. Не желаете посетить, мадемуазель? Или, извините, мадам?

— Да нет, мадемуазель. Спасибо большое. Убойные ножи — это, конечно, экзотика, но все же несколько своеобразная. Я, наверное, не подготовлена для такого рода зрелищ. Извините, конечно.

— Да что там. Не хотите — не надо. Но ножи — это же не вся выставка. Ну, пара ножиков стоит в углу, а остальное-то, может, и стоит поглядеть. Например, паровая обработка шкуры… Хотя нет, я наверное, не то говорю. Вы правы, это не будет интересно для вас.

Музыкант помолчал, уставившись в иллюминатор самолета и видя там лишь самого себя. Брюнетка тронула его за плечо:

— Мы так долго общаемся. Бэтти. Бэтти Тейлор, — представившись, она улыбнулась и протянула ему руку. Музыкант взял ее руку в свою и, тоже широко улыбнувшись, наклонил голову:

— Коля.

— Коля? Это мне напоминает Россию.

— А я русский.

— Вы — русский?! — изумленно проговорила Бэтти, перейдя на родной язык Музыканта.

— Вы, похоже, тоже немного знакомы с этой страной, — отметил на русском языке агент.

— Вы правы, правы… — Бэтти изумленно глядела на русского философа убойных ножей, на ее глазах сменившего ментальную ипостась с непринужденностью фотомодели.

— Моя мама — русская, — продолжила Бэтти. — Она из небольшого городка Ростов.

— Да, Ростов не такой уж и маленький городок. Мама поскромничала.

— А откуда вы?

— Я из Чернобыля. Слышали?

— Из Чернобыля? И вы были там во время взрыва?

— Нет, мне повезло. Я в это время там уже не жил. Но те места знаю хорошо.

— Мне рассказывали, там погибло много людей.

— Да, это так.