Славянское реалити-шоу

– Что тут у вас, орлы, происходит? – Егор исхитрился поймать за рукав кожуха Сеню Брауна, спешившего куда-то с куском светлой льняной ткани на плече.

– Моя Вера рожает! – часто моргая, испуганно выдохнул Симон. – Отпусти, командир, я очень тороплюсь! – в три широченных прыжка подскочил к банной двери, отчаянно забухал в неё кулаком: – Отвори, Саша, я принёс, что ты просила!

Дверь чуть приоткрылась, из неё высунулась голая женская рука, проворно схватила предложенную Брауном простыню, и Санькин голос строго велел:

– Ещё горячей воды принеси, да побыстрее!

Из банного помещения донёсся болезненный гортанный вскрик, тут же перешедший в протяжный и жалобный стон…. Дверь с силой захлопнулась, Сеня со всех ног бросился по направлению к столовой, где солидно гудела протопленная на совесть русская печь, истошно вопя при этом:

– Пугач, морда арестантская, давай снова чеши к роднику за чистой водой!

Звуки приглушённых женских рыданий заставили Егора заглянуть в помещение, где располагалась женская спальня. На низкой лежанке, застеленной толстой войлочной кошмой, неуклюже сидела, сильно выгнувшись в спине и опираясь вытянутыми назад руками в скатку из лосиной шкуры, плачущая и тихонько постанывающая Юля Федонина. Её муж Генка, судорожно обнимая полные Юлькины бёдра, стоял на коленях рядом с лежанкой, на каменном полу.

– А у вас-то что случилось? – поинтересовался Егор, понимая – в глубине души – что его вопрос выглядит, по меньшей мере, глупым. Просто он очень устал, безумно хотелось спать, вот и притупилась природная сообразительность. Что ещё оставалось делать? Только одно – задавать изначально бестолковые и смешные вопросы…

Юлька перестала стонать, медленно приоткрыла глаза и объяснила – виноватым, слегка подрагивающим голосом:

– Понимаешь, командир, я и не собиралась – ничего такого…. У Веры начались сильные схватки, все засуетились, я тоже помогала.…Потом, чувствую, что и у меня – то же самое…. Что делать? Саше сказала об этом. А она мне: «Юленька, дорогая, подожди полчаса! Всего-то – полчаса! У Веры очень крупный плод. Как я одна управлюсь – одновременно – с вами двумя? Ты полчаса уж потерпи!». Я и терплю…. А он – вылезает уже! А-а-а-а! Помогите, кто-нибудь! – сильно оттолкнула Генку, откинулась на кошме, недвусмысленно вытягивая и разводя ноги в стороны…

Учили Егора – в своё время – и в ГРУ, и в ФСБ, как надо правильно принимать роды. Зачем, спрашивается, учили? А Бог его знает! Впрочем, руководству виднее: всякое случается в этой нашей непростой жизни…

Сбросив кожух, и наспех закатав рукава холщовой кошули (такой славянской рубахи, если кто подзабыл), он бросился к роженице и одним движением развернул её на лежанке – вдоль продольной оси. После чего посмотрел на Генку страшными глазами и негромко попросил:

– Горячей воды, казан чистого уличного снега – из самой глубины сугроба. Холщовых и льняных чистых тряпок и тряпиц – побольше.… Пять минут тебе на всё про всё.… Действуй, будущий папаша. Не жуй сопли!

Примерно через два часа всё успешно завершилось: роды, паника, болезненные крики и стоны рожениц, детские отчаянные вопли….

Счастливые родители – в спальных помещениях – усердно ворковали над своими народившимися чадами, без устали чмокая друг друга в щёки. Уставшие супруги Пугачёвы (Галка помогала Саньке, Емельян без устали таскал воду от родника – четыреста метров туда, четыреста – обратно), отправились на свежий воздух: отдышатся, поговорить о своём в спокойной обстановке…

Егор и Санька остались в столовой одни. Сидели за обеденным столом, мелкими глотками отхлёбывали из эмалированных кружек горячий травяной чай, устало и понимающе переглядывались.

– У тебя кто родился? В смысле – кого принял? – первой непринуждённо спросила Сашенция, делая вид, что ничего особенного и не случилось. Мол, обычная повседневная ерунда, и не такое видали…

– Совершенно обычный мальчишка, – подыгрывая жене, нарочито небрежно ответил Егор. – Чернявый такой, весь в родителей. Сразу чувствуется, что чистейших поволжских кровей. Молчаливый и очень серьёзный. Весом…, – он наморщил лоб, изображая усиленный мыслительный процесс. – Где-нибудь четыре восемьсот, а, может, и все пять килограмм…. Его родители, полностью обезумев от счастья, свалившегося на их головы, решили сына назвать Егором. То бишь, в мою честь. Я, конечно, возражал, убеждал, отказывался.… Но настояли, уболтали, уговорили…. Так что, теперь у меня в племени имеется тёзка! Более того, пришлось дать честное благородное слово, что как только мы выберемся в Большой Мир, то я стану Крёстным отцом этого малютки, а ещё…

Санька от души рассмеялась – весело, звонко, беззаботно:

– Ой, врун бесстыжий, держите меня! Пообещал стать Крёстным? Да ты же сам – некрещеный! Ну, врун…

– Так ведь просили…, – слегка стушевался Егор. – Опять же, ради такого дела, и я, безусловно, окрещусь. А потом уж – тёзку…, – замолчал, слегка обидевшись.

Жена тут же – через стол – ловко перехватила его ладонь, крепко, и одновременно нежно, сжала своими длинными и сильными пальцами: