Славия. Рождение державы.

Отправить ее восвояси - все равно, что унизить пренебрежением, значит, завтра отсюда нужно уходить и навсегда. Уложить в постель, значит радоваться ровно до того момента, пока падре-исповедник не накрутит ей хвоста. Поэтому, махнув рукой на жизнь-жестянку, выбрал из двух зол, более приятное.

- Дорогая Изабель, - выскользнул тогда полуобнаженным из-под балдахина, в одних семейных трусах, и все же сделал попытку разрулить ситуацию, - Прошу простить меня, но если тебе мое общество неприятно, тогда не хочу, что бы ты насиловала свою душу и свое тело. Давай расстанемся друзьями, и я немедленно покину замок.

- Нет, Микаэль, ты мне - не неприятен, - удерживая в руке яркую масляную лампу со стеклянным колпаком, опустила глаза на мои оттопыренные по совершенно очевидной причине семейные трусы и тихо добавила, - Я сама этого хочу.

Отобрав и отставив лампу, снял ей с плеч рукава, и платье рухнуло на пол. Просвеченный пеньюар совершенно не скрывал прекрасную фигуру но, подхватив ее на руки, ощутил, насколько она зажата страхом будущих отношений. Стараясь расслабить тело и завести чувства, не спешил удовлетвориться сам, - целовал, гладил, ласкал эрогенные зоны, но как только собирался входить, она вдруг опять зажималась. Не явно, а внутренне и, как позже выяснилось, это у нее с самого момента лишения девственности. Ну а супруг что? Говорит, ничего, нормально, - влезал, полтора-два десятка раз дрыгался, кончал, слезал с нее и тут же засыпал. Вот такое удовольствие.

Но нет, я тогда не сдался. К сожалению или к счастью, упорно вел войну организм не того старого ловеласа-перехватчика, умеющего играть на своих и чужих чувствах, а парня молодого и страстного, поэтому, приходилось сдерживаться до боли в опухших гениталиях и, все же, мое терпение и многолетний опыт общения с прекрасным полом, помогли девочке победить себя.

Та ночь, и все последующие, были самыми невероятно потрясающими и счастливыми в жизни Изабель и моей, Михайла.

- О, моя дорогая, чувствую себя заливной рыбой.

- Хи-хи.

- Все, слазь с меня, мой бутерброд, и лезь в корыто, будем мыться, и спать, иначе, скоро коньки отброшу.

- А что такое коньки?

- Нет-нет! Об этом - в завтрашнюю ночь.

* * *

Наметили дату выезда 22-го сентября, а выбрались на четыре дня позже. Угадайте из трех раз, кто в том виновен? Совершенно верно, тот, кто больше всех жаждал попасть в столицу - дражайшая дона Изабелла. Задержка была вызвана вдумчивой растерянностью: перебирая гардероб, никак не могла определиться с количеством, фасоном и внешним видом платьев и драгоценностей, которые нужно было грузить в огромный сундук. Пришлось намекнуть, что за пять лет столичная мода могла и измениться, поэтому, пусть лучше возьмет вещи необходимые в пути, а также деньги, и на месте разберется.

Гарнизон замка тоже все дни бурлил. Десятниками были воины заслуженные, поэтому, Педро поступил не как командир, а по понятиям: разыграли в кости - кому ехать, а кому остаться, так как отправиться в путешествие, желающими были все. За последние пять лет, никто дальше ленных земель и не выезжал, а здесь - целая столица. Не знаю, толи он смухлевал, толи действительно повезло, но отправился именно Педро.

В конце концов, сборы были закончены и мы 26-го, рано утром отправились в путь.

С собой в дорогу забрал все свои вещи. В обще-то, мне все равно пришлось бы возвращаться, и можно было золото, драгоценности и некоторые документы оставить, но очень уж не хотелось напрягать ум и возбуждать подозрения в ненужном направлении моей милой любовницы. Кстати, судьбой дона Аугусто де-Киночета озаботились через два дня его соседи, уж очень специфическим запахом перло от этого дома. Но, как ни странно, общественного резонанса, известие об этом убийстве не вызвало. Среди мещан прошел слух, что это - дело рук благородных, за какие-то неизвестные прегрешения убиенного, так как ни вещей, ни денег (в секретере нашли около шестисот пиастров), убийцы не взяли. Через пару дней все разговоры об этом затихли. Правда, Изабель прямо спросила, имею ли к этому причастность? Молча, отрицательно качнул головой и отвернулся. Не знаю, что она об этом подумала, но больше никаких вопросов не задавала.

Чем мне не нравятся нынешние дальние переезды? Нет, с лошадьми все в порядке. Да и как я, Михайло, к ним могу относиться? Люблю, естественно. Конечно, это не мой 'Гелендваген' из той жизни, но и в седле чувствую себя комфортно.

Клопы, кусачие разносчики болезней. Вот гадость, которую терпеть не могу, а найти ночлег, где они не водятся, практически невозможно. Здесь народ привык, и относится к ним, как к неизбежному злу. А вот в замке Изабель их нет. И в моем доме не будет. Не знаю еще, каким он будет, толи с маленький феод, толи с пол-Америки, но тот, у кого дома заведутся клопы и тараканы, будет платить в казну самый большой, прогрессивный налог.