Славный дождливый день

Мы прошли мимо Наташиной дачи в третий, четвертый раз, но там ничего не менялось. Даже ноги художника оставались в прежней позе. Очевидно, он так и заснул под машиной, убаюканный движением своего гаечного ключа. Теперь на него капает масло, а он безмятежно спит и снятся ему прекрасные бензоколонки и, может, гадкий передний мост, который, выкатившись из-под машины, самовольно мчится вниз по Горького к Манежу — прямо на красный свет.

Потом я отключился сам, стал мысленно перебирать собственные делишки. «Так что это, — роилось в голове, — благостный венец или катастрофа — то, что любят меня?»

И между тем, внося свой вклад в беседу, я временами повторял:

— Да, да. Конечно.

И беседа текла без сучка и задоринки.

Мы ходили туда и сюда очень долго, дачи и сосны стали постепенно раскачиваться перед глазами, будто я угодил на гигантские качели. Не знаю, к чему бы это привело, не появись в конце концов сама Наташа. Она возникла в гамаке, словно ее туда посадили в наше короткое отсутствие, пока мы отошли на минуту и затем вернулись назад. Она сидела как ни в чем не бывало, с такой гримасой, будто не выходила из гамака сотню лет, и это ей опостылело, сидеть навесу между стволами деревьев.

— А мы вот гуляем, случайно проходили мимо, — солгал Андрей, он буквально впился в ограду, точно клещ, повис в неудобной позе на зубьях штакетника.

— Вы сегодня милы и похожи на лесную диву, — произнес он вдруг и покраснел.

Он выпалил эту фразу, точно заучил — единым махом!

Сомнений не было: Андрюша флиртовал. Это выходило у него очень неумело. То, что он хотел выдать за тонкий и якобы уместный комплимент, было шито белыми нитками. Грубые швы так и лезли в глаза.

Вряд ли кто-нибудь еще так выпадал из светлого праздника воздуха, солнца и сосен, как эта постная угрюмая Наташа. Она тут инородное тело, на фестивале жизни, и скорей похожа на кладбищенский фрагмент.

— Лесная дива? Даже так? Он сердцеед, а я-то этого не знала, — сказала мне Наташа.

Только по сузившимся зрачкам, по мгновенной волне, пробежавшей по губам и растаявшей, было видно, что ей на минуту стало забавно.

Я удивленно развел руками, присоединяясь к ней. И для меня было в новинку это новое Андрюшино амплуа.

— Это правда! Вы действительно похожи. Я сам читал в одной сказке. Там есть такая дива, — копия, точь-в-точь! В какой не помню, но это именно так, — настойчиво сказал Андрюша и стал багровым.

— Куда мне до сказочной дивы, — промямлила Наташа.

Ей просто было безразлично: похожа она или нет. Но Андрей не унимался и гнул свое.

— Вы сами не знаете! Спросите у него.

Он обращался ко мне за поддержкой. И что еще я мог сказать женщине, даже если ей и безразлично? Я сказал с фальшивым подъемом:

— Конечно, похожи! Особенно в гамаке. Он, знаете, словно бы уносит вас в небо… к солнцу!

Теперь у нее шевельнулись брови, но дальше этого не пошло. Заряд эмоций у Наташи был, видно, невелик. Его хватило на краткую вспышку, на этакий пшик.

— Заходите, — якобы спохватилась она без энтузиазма. — Не то мы будто цыгане. Кричим через забор.

Это был жест, продиктованный приличием. Есть обычай приглашать, говоря: «Заходите, милости просим», — такая дань гостеприимству. И теперь наш черед блеснуть воспитанием, — выразив «спасибо», отказаться. Я так и сделал. На правах старшего я ответил:

— Спасибо. Но как-нибудь потом. Не сегодня.

— Куда нам, собственно, спешить? — забеспокоился Андрюша. — Посидим, немного поболтаем.

Не успел я моргнуть, он очутился за оградой. А тогда и я вошел в калитку, другого мне не оставалось.

Едва мы умостились перед гамаком на пеньках, из-под веранды вылезла мохнатая собака — колли. Белая шотландская овчарка с рыжими пятнами походила на большой мохнатый коврик, — на нее хотелось наступать. И я знал одного пса-провокатора. Он специально лез под ноги, а потом злорадно хватал за штаны.

Собака отряхнулась, с шумом, по-лошадиному, и пошла в нашу сторону.

— Великолепное животное, шедевр природы, — сказал Андрюша льстиво.

— Куть, куть, куть, — поманил Андрюша собаку, опасливо протягивая ладонь.

Но собака, обогнув его, подошла к хозяйке.

— Не люблю собак. Это папа — собачник, — пояснила Наташа, брезгливо отталкивая собаку.

Собака ушла под веранду. Ее уши недоуменно шевелились на ходу.

— Я вас понимаю. Этот мерзкий запах, блохи и тому подобное — вечные спутники собак, — беспринципно перестроился Андрюша.

Наташа нагнулась за еловой шишкой, а он подмигнул мне залихватски, как свой своему. Но я не понимал Андрюшу.

Есть женщины, из-за которых можно, потеряв разум, натворить черт знает что, и никто из мужчин не осудит. Наташа не годилась в их число. Но Андрюша не ведал удержу, рассыпался бесом.

У Жени тем временем сработала сигнализация — легендарное женское предчувствие, она известила об угрозе, нависшей над ее семейным очагом. И точно указала источник. А Женя не стала мешкать, тотчас бросилась в бой.