— Ребята, а может, установим какой-нибудь срок, чтобы отвыкнуть? Как бы не пришлось исключить из клуба всех? А-а! — громко расхохотался Оги, уверенный в том, что он сказал что-то очень смешное. Но остальные мальчишки посмотрели на него с таким сожалением, что он тут же осекся. — Ну хорошо, хорошо! Я пошутил.
— По такому случаю можно и ракету запустить! «Орел-I».
Румен сказал это нарочито спокойно, обыденно.
— Горючее найдено. Осталось провести лишь одно-два испытания. Подобрать дозу ракетного топлива. И все!
Малыши и Оги забыли о Фениксе.
— А ты заложи двойную порцию, для верности! — загорелся Оги.
— Сегодня и запустишь, Румен?
— Румен, а она долетит до облаков?
На всякий случай они подошли к Румену поближе и уже не отходили от него.
— Придумал! Во-о! — снова заорал Оги. — Пусть будет у нас спортивная форма: синие трусы и белые майки. Сине-белые! Атака сине-белых! Пендель! Удар! Го-о-о-л! Недурно, а! Да что вы сегодня все такие серьезные?! Венци, вот, возьми! Двадцать стотинок.
— Это безобразие! — не выдержал Гога. — Скалишь зубы, орешь, а теперь уже и деньги тычешь в нос.
— На развод, братцы! Пусть хоть что-нибудь звякает в шкатулке.
Мирек убежал.
— А я что тебе, кассир? — пожал плечами Венци.
— По традиции. А традиция вещь великая, я недавно это вычитал. И возьми у отца шкатулку. Она будет нашим первым инвентарем. А ты, Оги, вместо того, чтоб горло драть, составь план спортивных мероприятий.
— Как, письменный? Специальный?
— Если хочешь — вокальный!
— Ладно.
Тут же решили: Минчо поговорит с ребятами, что «за садиком» и «у почты» и расскажет им о бывших клубах «Лев» и «Сокол».
— Райчо, ты будешь отвечать за малышей.
— И когда с теми будете говорить, о нас тоже, Гога?
— И тогда.
Времени для объяснений не было.
— И-их! А у нас своя волейбольная команда будет, а? И соревноваться на первенство улицы по бегу будем, а? Эстафета орлов!
Редактора выручило появление Мирека.
— Вот и от Мирека двадцать стотинок, — сказал Мирек.
Делать нечего, Венци вступил в должность кассира. Все вывернули карманы, наскребли почти целый лев.
Румен закусил губу и усиленно размышлял: что, если он отдаст десять стотинок в общий котел? Заметит бабушка, что масла меньше? «Деньги портят человека!» — такой девиз был у его матери, и потому у славного мальчишки очень редко водились свободные деньги. Правда, когда он просил, ему не отказывали, давали: на книгу (что за книга?), на кино (какое?), на футбольный матч (это точно — на матч? Не врешь?). Он сунул руку в карман и пощупал деньги. «Как тебе не стыдно! Я же тебе не ребенок, меня не обманешь! Что я не знаю, сколько будет четвертинка масла?» И он не посмел взять из бабушкиных ни стотинки.
— В кассу должны вноситься только наши стотинки, собственные, заработанные своими руками, — сказал Румен. — А то взрослые скажут, что мы дармоеды, организуем клуб на чужие денежки.
— Доход мы можем получать и от газеты, только надо повысить ее цену. Сейчас я работаю с плановым убытком.
— Нет, постойте! Я придумал!
Оги от радости подскочил чуть ли не на метр.
— Что? — спросил его один лишь Мирек. Он всегда верил в энтузиазм.
— Экстра! Мировая мысль! — но тут же сник. — Нет, не стоит, вы не захотите… А было б здорово! Если повезет, мы сможем и пустырь откупить… Ладно, скажу, но если кто станет надо мной смеяться, расквашу физиономию. Так, значит. У насесть уже целый лев. Купим на него лотерейный билет и, если выиграем…
— А если проиграем?
— Ну, знаете, риск — благородное дело…
— Господин Коста! — тихонечко сообщил Райчо.
Господин Коста шел домой. Он был в овощном магазине и теперь возвращался в хорошем настроении. В руках держал два пучка салата. Он остановился у своего дома, насмешливо посмотрел на мальчишек и скрылся за дверью. Спустя немного показался на балкончике. И окинул всех еще более насмешливым взглядом.
— Легко им было, старшим из клуба «Балканский орел». Раздолье — маленькая «Полянка», большое поле. Никаких тебе табличек «по траве не ходить!», никакой колючей проволоки. Не было и скамеек для пенсионеров. А у нас что? По метру свободного места на нос не найдется. Где же нам играть?
— Конечно! А еще хотят, чтобы мы росли крепкими, — недовольно бросил Оги, и все невольно посмотрели на его ладно сбитую фигуру.
— А теперь, если у нас отнимут и этот последний пустырь…
— Единственная надежда — взрослые, — промолвил Венци.
— Просить их? Так они тебя и послушают!
— Я еще не спятил. Под лежачий камень вода не течет. Я вовсе на другое надеюсь: взрослые много решают, да мало делают. Они горазды только на всякие украшения, когда наступает какой-нибудь праздник.
— Ну и неправда, — отозвался Минчо.
— А ты бы лучше помолчал! — выкрикнул Оги. — Это твой отец был председателем собрания.
Минчо замолчал, обидевшись за отца.
— Вот я их всех пропесочу в газете, тогда они меня запомнят!