Славута и окрестности

Ну, конечно, — дорогой кондоминиум: новенький, шесть этажей с охраной, лифтом и с подземным гаражом. Стой, погоди, не выбрасывай сигарету, у меня есть ещё, что тебе сказать, ты… ты… да у меня жена бывшая, такая же точно… тоже, наверно, курит сейчас где-то на улице… Дрянь…

Щёлкнула пальцами наманикюренными, выстрелила окурком на мостовую. Портье мордатый за стойкой здоровается вежливо, протягивает пачку писем, сальными глазками ощупывает, улыбается.

3

Стемнело, лиц выходящих не различить. Только на долю секунды, пока прикуривают, огонь выхватывает из тьмы отдельные детали: прищуренный глаз, губы, мягко сдавившие фильтр сигареты, размытый, колеблющийся профиль. Миг, вспышка — и все вновь исчезает в полумраке едва освещённой улицы. Пора домой. Хочется в туалет, замёрз, нагулялся — или простата уже шалит? Через два квартала у него внезапно появилось ощущение, что за ним кто-то идёт, не отставая, держась позади шагах в десяти. Щекочущее чувство, что кто-то смотрит в спину — словно несёшь мишень между лопаток. Пройдя ещё немного, не выдержал и резко оглянулся — никого. Улица пуста. Легче не стало. Чувство, что за ним наблюдают, изучают через прорезь прицела, через окуляр микроскопа, не отпускало. Жутко хотелось побежать, заметаться, запетлять зайцем, уводя охотника от своей норы. С трудом взял себя в руки. Нервы ни к чёрту.

У дверей квартиры долго нашаривает нужный ключ. Замерзшие пальцы не слушаются, и тот никак не попадает в щель замка. В квартире холодно и накурено — перед выходом приоткрыл окно, чтоб проветрить, но застоявшийся табачный запах не исчез, а вот тепло выдуло. Снял ботинки — ноги были мокрые. Чертыхнувшись, снял и носки, бросил их тут же в прихожей. Сунул ноги в растоптанные тапки и прошёл, не снимая куртки, на кухню — поставить чайник. Он давно уже жил на кухне — только на ночь уходил в спальню, да и то не всегда — часто засыпал на незастеленном диване в гостиной, выронив книгу и не выключив свет. На кухне было теплее, сюда он перетащил компьютер и единственное кресло, но основной причиной было, что тут он позволял себе курить — никчёмный самообман — кухня была частью гостиной, и быстро пропахла вся квартира. Гора посуды в раковине. Книжный развал на столике возле дивана. Не застеленная уже месяц кровать — пора поменять, сдать бельё в стирку, перегоревшая лампочка в коридоре. Есть не хотелось, да и нечего — готового в холодильнике нет (не безденежье — на еду хватает — просто лень). Размораживать и варить последний кусок заиндевевшей курицы — долго, но закусить чем-то надо — хочется выпить, продрог. Вспомнил про коньяк, оставшийся с Нового Года. Хорошо отпраздновал — оливье и селёдку под шубой купил в магазине; посмотрел, конечно, «Иронию судьбы» — вот за ночь почти полбутылки и уговорил. А сейчас пойдёт и так, без закуски. Налил, закурил, включил компьютер, согрелся.

Ну, что, Женечки, что, сучки, — пожалте в гости. Сами, без мужиков. Расскажите, хорошо ли вам с вашими новыми мужьями? Счастливы? И не надо мне врать — я ведь знаю ваши жизни, Женечки вы мои милые. Хреновые у вас дела, что бы вы там себе и мне ни врали. Выдумали вы себе свои жизни, а я вот вам придумал другие. Вы сочиняли себе сказку — и все одну и ту же, только платья разные были у ваших Золушек, а Принцы всё те же. Вы вырвали у жизни второй шанс, а к полуночи все равно не успели. И оказалась ваша Золушка снова с тыквой вместо кареты и в одном рваном башмаке. Я же вижу это — я же не просто так хожу за вами!

Кода

Где там сейчас, моя Женечка? Под каким следующим мужем? Женя, если бы ты не ушла тогда, я бы сочинил твою жизнь лучше, интереснее, ярче. В ней не было бы затхлых подъездов и утренней тоски, унылой работы и бессмысленных пустых вечеров, старости и ощущения напрасно прошедшей жизни. Всё было бы иначе! Ты была бы счастлива! Что ты выиграла уйдя? Женя… Женечка, моя… Дрянь, курящая на ходу. Ты выдумала себе свою судьбу и сломала мою — и что теперь? Я придумываю твою историю, а кто-то…

Эй, ты! Ты, кто сочиняет мою жизнь! Выходи! Покажись! Что ты, сволочь, понаписал?!

Три плюс два

1