Однако хмур Юрий, видно, что огорошен - и дружинники, в иной раз встретившие бы его радостным кличем, смирны. Радость князя - и их радость, печаль князя - и их печаль, так уж заведено у Юрия.
Ближние окружили княжича, остальные, чуть поотстав, медленно тронулись следом вниз по Великой улице, что от кремника вела на Подол. До самых пристаней, до Николы Мокрого ехали молча. И чем далее, тем тягостней было молчание.
Наконец Юрий осадил коня, глазами поманил ближе Никиту Кочеву, здоровенного детину с обманчивым простодушным лицом, лет двадцати пяти.
- Вот что, Кочева, - сказал Юрий, - бери молодцов, сколь тебе нужно, да немедля скачи в Поддубенское. Ну, помнишь, где мы осенью зайцев били?
Кочева удивлённо взглянул на княжича.
- Пошто так далеко-то задницу бить, мы там поди, чай, всех зайцев ужо повыбили, - робко усмехнулся он.
- Молчать! - крикнул Юрий. Кочева враз построжел лицом:
- Скачу уже, княжич. Что там-то?
Юрий справился с гневом и сказал спокойно, рассудочно:
- Никого там не обижай, здря не силуй. Найди тех мужиков, что надысь приходили к князю на мои ловы жалиться. - Скажи, мол, княжич на вас не в обиде. Боле того, - Юрий дёрнул на сторону головой, так что вспухли жилы на шее, - скажи им, что вину свою признаю.
Всё было столь ново в словах Юрия, что Кочева напрягся лицом до того, что из-под шапки покатились крупные капли пота. Да и другие из тех, кто был близок, онемели от изумления.
Юрий оглянулся на тех, других, чуть тронул коня и отъехал в сторону с одним лишь Кочевой.
- А далее, слышь, Никит, узнай у тех мужиков, хоть как, да узнай, кто их подзудил на ту ябеду. Слышь, что ль?
Для Никиты Кочевы, известного своей свирепостью, задание то было странно и непривычно. Он отёр шапкой пот с лица. Спросил осторожно:
- А ежели лаской-то не поймут?
- Так на то тебе и кнут! - зло засмеялся Юрий. - Да, слышь ты, Никита, шибко-то не усердствуй. Мне те мужики покорными надобны. А ежели добром не сознаются, ты лучше найди среди них какого послабодушней да в Москву с собой замани. Понял?
- Теперя понял, - полегче вздохнул Кочева. И спросил: - А на кого указать-то они должны?
Юрий поглядел на Никиту и рассмеялся: Никита не любит долго мурыжиться, сразу ему подавай кто да что? Но уж и въедлив, от своего не отступится. Как-то незаметно с души уходила смурь.
- Твоё дело, Никита, спросить: а уж на кого укажут, на того И укажут.
- А?..
- А ежели не укажут, так я подскажу тебе. После! Ги! - крикнул Юрий и в звон, в снежную пыль, разбивая мёрзлую дорогу, полетел по Подолу.
- Ги! - закричали позади боярские дети, пытаясь нагнать белого Юрьева жеребца.
Так без цели промчались вдоль Москвы-реки до Брашевского перевоза, что у Николо-Угрешского монастыря.
Ясный зимний денёк входил в самый цвет, солнце, отражаясь от снега, слепило глаза. Ни ветерка, и небо сине, без малого облачка. В такой-то денёк охоту бы ладить, а не в пустой маете скакать незнамо куда.
Тут как раз мелким бесом и подлез под руку Юрию Коська Редегин, Юрьев сверстник, пожалуй, единственный его заветный дружок, с которым Юрий накрепко сошёлся ещё в Антониевом монастыре, где они вместе талдычили грамоту и Святое Писание.
Среди других немногих детей знатных московских бояр, отряжённых с княжичем для учения в Великий Новгород, Юрий отличил и накоротко приблизил к себе лишь Редегина. Костя Редегин был сметлив, добр, спокоен, а главное, верен, как может быть верен пёс своему хозяину. Однако в отличие от пса Костя в нужную минуту мог противопоставить своё мнение мнению Юрия, не боясь его гнева. В душе Юрий ценил такую отвагу товарища, хотя порой и готов был ударить его.
- Чой-то я не пойму, княжич, куда путь держим? - спросил Коська.
Направо, за Брашевским перевозом, тянулся синий от льда, укатанный санный путь на Коломну, налево, вдоль перелесья, видна едва примятая дорога в чудскую сторону. Там меж Клязьмой и речкой Мерской в густых борах по сю пору прятались от святого крещения пуганые и битые народы мерь и чудь[40]. Сеяли они мало, промышляли в основном бортничеством и охотой; упорно поклонялись своим идолищам и верили лишь своим колдунам.
- Так куда правим? - вслед за Коськой спросил подъехавший сзади княжичев постельничий Федька Мина. - Чудь крестить?
Юрий неопределённо хмыкнул - сам не знал, куда ему править.
- Ты чего предлагаешь? - спросил он у Редегина.
- А поехали, княжич, в Гжелю!
- В Гжелю?.. - Вечно этот Коська придумает что-то уж совсем ни с чем несообразное. Хотя, если вспомнить, редко он в надеждах обманывал. Где что скажет, так там оно и есть! - А что эта Гжеля-то мёдом, что ли, мазана?
- Мёдом - не мёдом, зато лис там развелось, как огня на пожаре! - сладко сощурил синие, огромные, как у девки, глазищи Редегин, большой охотник до всякой зверовой травли.
- Да ты-то откуда знаешь?
- Чай, коли не вру, значит, знаю! Поехали, княжич, в Гжелю! Чтой-то Москва к нам ныне неласкова?!
- Тебя не касаемо, - оборвал его Юрий.