Странные, право, у них с Алексом отношения. Вчера, глядя на Риттера, на то, как выгораживает он свою невесту, Кошкину показалось, что та уже успела покорить его сердце. Оттого и беспокоился он, как бы Кулагина не оказалась бесчувственной обманщицей. А нынче Лиза сама проявляла все признаки ревности – в то время как Алекс виделся негодяем, паразитирующим на ее чувствах. Что за игры у этих двоих?..
Хоть и сопереживал Лизе всем сердцем, но Кошкин все-таки произнес, стараясь скрыть смущение:
– Я, видите ли, просил кое о чем господина Риттера намедни… Вероятно, он и отправился выполнять мое поручение – и скоро должен приехать. Не волнуйтесь ни о чем, Елизавета Львовна.
Ей-богу, Кошкин ждал новой вспышки гнева – однако Лиза не ответила. Даже напротив, сумела взять себя в руки. Снова вернула пенсне на нос и вполне деликатно произнесла:
– Кажется, я вела себя не слишком учтиво, простите.
– Что ж, знакомство наше и впрямь не заладилось, – улыбнулся Кошкин. – Признаться, я относился к вам с некоторым предубеждением – однако Александр Николаевич так пылко и искренне отзывался о вас, что сумел меня переубедить. Елизавета Львовна, – Кошкин доверительно понизил голос, – главное, поймите, ко всему, что вы скажите сейчас, я отнесусь со всей серьезностью. Я знаю, что вы исключительно разумны и добры, и раскрытию убийства Марии Титовой ни за что не станете препятствовать. Ведь не станете?
Лиза, разом присмиревшая, тихонько кивнула.
– Вы не только не станете мешать, но, пожалуй, и поможете. Ведь вы были знакомы с Машей?
И Лиза снова кивнула.
Она избегала поднимать на Кошкина глаза, неловко мяла в руках перчатки, говорила осторожно, подбирая каждое слово – будто по тонкому льду шла. Но все-таки говорила.
– Да, я была знакома с Машей. И даже более того. Мы впервые увиделись почти три года назад, когда я ездила по заводским школам, помогая отцу с делами. Я не могла не заметить Машу: она безумно была похожа на мою мать…
В дверь требовательно постучали, а после раздался бодрый голос Алекса:
– Степан Егорович! Позвольте, это я!
Кошкин разом переглянулся со взволнованной Лизой, и поклясться был готов, она молила его молчать об актрисе. Так же без слов он легонько кивнул. И отпер дверь.
– Простите, я задержался! – запыхавшись, объяснился Алекс. – Елизавета Львовна, рад, что вы уже здесь. Я ничего не пропустил?
Возможно, заметок Алекс и правда не видел: слишком уж невозмутимым он казался. Как бы там ни было, рассказ свой Кулагина продолжила.
– Ничего важного, Александр Николаевич, рада, что вы
– Вот как?.. – изумился тот.
Признаться, Кошкин тоже мало что понял: лишь когда Лиза вынула из ридикюля заранее приготовленную фотокарточку, начал что-то соображать.
– Это свадебный снимок моих родителей: Льва Кулагина и Анны Даниловны урожденной Савиной. Моя мать страдала альбинизмом. Как и Маша. Это почти всегда передается по наследству: думаю, вы понимаете, почему я никак не могла оставить Машу без внимания.
Кошкин медленно кивнул, начиная что-то понимать, но Лиза на него теперь не смотрела. Рассказывала, погрузившись в воспоминания:
– Признаю, сперва я затеяла то знакомство, преследуя исключительно корыстные цели. Я хотела узнать хоть что-то о маме. Она уехала, когда мне было три года, бросила нас с отцом. По крайней мере, так считается. Я была не очень честна с Машей – это так. Но лишь поначалу, клянусь! С Машей ни одна моя выходка не достигала цели. Что бы я ни сказала, что бы ни сделала – она все встречала с необыкновенной добротой, искренностью, какой-то детской верой. Встречала так – что мне самой тотчас становилось стыдно за свое поведение. Меня завораживала в ней ее спокойная уверенность, ее мягкость – не жеманная, а настоящая. Идущая как будто изнутри. Я безумно хотела на нее походить. Хоть немного. Я становилась лучше, как человек, когда была с ней, понимаете?
Лиза с мольбою поглядела на Алекса, потом на Кошкина, потом снова на Алекса. И отчетливо вздрогнула, когда тот вдруг накрыл своей рукой ее руку.