След Бешенного

По знаку Толстого Марика подбежали двое официантов, подхватили подвыпившего поклонника Раймонда Паулса под руки и попытались оттащить от композитора. Но не тут-то было. Детина одним резким движением отшвырнул их так, что они оба упали, а сам буян снова полез на эстраду.

- Не хочу слушать это говно! Хочу Паулса! Я в свободной стране! Почему я должен жрать под эту нудную мутотень? - орал он с легким прибалтийским акцентом.

На этот раз Гурьбин понял, что он уже не может делать вид, что ничего не слышит: он прервал игру и застыло сидел с побледневшим лицом. На сцену с видимым трудом вполз Толстый Марик в сопровождении двух плотных парней, судя по униформе - охранников. Но не успели они подойти к хулигану, как тот, мягко отпихнув Толстого Марика, профессионально поставленным ударом врезал в челюсть одному из охранников. Взмахнув руками словно птица, тот, будто бы и не имея более ста килограммов веса, взлетел едва ли не на метр в воздух и рухнул спиной на близко стоящий к эстраде столик.

Заметив своего поверженного приятеля, второй охранник, с еще большим весом, попытался притормозить, но остановить свои килограммы не смог и неожиданно, как бы смирившись с неизбежным, с каким-то гортанным криком, напоминающим то ли боевой призыв индейцев, то ли рык раненого зверя, выпятил голову вперед и бросился на разбушевавшегося прибалта.

На какое-то мгновение не ожидавший такой прыти хулиганствующий детина замер, но успел сориентироваться: несмотря на то что был изрядно пьян, развернулся боком, уменьшая площадь поражения для противника, и тот, конечно же, промахнулся, а прибалтиец успел еще и дать ему под зад, придавая большее ускорение. Несчастный сбил по пути стул, завалил на пол молодящуюся женщину, стоявщую рядом с композитором, после чего врезался головой в разрисованный задник эстрады, который прикрывал стену ресторана. От удара в эту каменную стену бедняга аккуратно сполз вниз.

Ресторан замер. И в наступившей мертвой тишине прозвучал сочный баритон Мони Циперовича:

- Пинхус, прекрати делать грязный бардак из приличного места! Ты таки не на своем заплеванном ринге и не в каком-то вонючем шалмане своей занюханной Елгавы! Тут таки приличные люди собрались! Или ты уже таки жаждешь пообщаться с американскими копами?

Спокойный и уверенный голос Мони, вполне возможно, и простое упоминание об американских полицейских мгновенно подействовали на буяна отрезвляюще. Он как-то сник, опустил свои мощные кулаки и позволил другим подошедшим охранникам вывести себя на улицу.

- Босяк! - громко вдогонку бросил ему Моня Циперович, вложив в интонацию всю брезгливость, на какую был способен.

Объявили перерыв. Марик подвел Гурьбина к столику, где сидел Позин. Представил их друг другу.

- Мы, кажется, встречались когда-то в Москве, - со своей широкой дежурной улыбкой произнес Гурьбин.

Он всегда не без успеха изображал рубаху-парня. Улыбка у него была до ушей и по-американски насквозь фальшивая.

Позину не составило большого труда сообразить, что Толстый Марик наверняка похвастался, какую высокую должность занимает его бывший одноклассник. Но пока еще он успокаивал расстроенного, несмотря на улыбку, композитора:

- Не бери в голову этого поца, дорогой Леха! Поц этот бывший известный в Латвии боксер, а ныне мелкий рэкетир. Он полулатыш-полуеврей. В родной Елгаве его звали Петя-Битюг. Как только переберет, так начинает себя чувствовать чистокровным латышом и антисемитом. Ну полный идиот! Я как-то и не обратил внимания на то, что он в зале. Обычно мои ребята его сюда просто не пускают, а сегодня как-то просочился...

- Как вам живется в Америке? - меняя тему, светски поинтересовался Позин у Гурьбина.

- В общем-то прилично. Я преподаю, имею программу на радио "Свобода". Даю концерты в разных городах...

- Можно сказать, вы своей жизнью довольны?

- Вполне, - ответил Гурьбин.

Позин знал, что когда российская пресса дружно и вза-хлеб писала о том, с каким успехом та или иная звезда нашей эстрады выступила в Америке, она не грешила против истины. Но даже на Аллу Пугачеву приходили исключительно эмигранты, ностальгировавшие по своей молодости в СССР. И ни один американец никогда слыхом не слыхивал ни о Пугачевой, ни о Киркорове. Позин подозревал, что, кроме близких друзей Алексея Гурьбина, никто и не ведал о его успешной карьере в Америке. Американская культура превосходно обходилась без его скромного вклада.

- А что в Москве? - спросил Гурьбин. - Я так давно там не был.

- Погромов пока не было. - Позин не смог сдержаться, чтобы не поддеть собеседника.

- Но ведь синагогу взрывали, - держал удар Гурьбин.

- Дорогой мой, в Америке каждый год оскверняют еврейские кладбища, а пару лет назад какой-то тип с автоматом забрел в еврейский детский центр и расстрелял там детишек и воспитателей. И это случилось в Америке, а не в России. У нас, несмотря на высокий уровень преступности, такого пока не случалось...

- Вот именно - пока. - Гурьбин всегда отличался быстротой реакции и живостью ума.