След Бремера

Ноланд вошел в гостиницу. Каменная снаружи, внутри она напомнила Ноланду интерьер северных баргенских домов с перекрытиями из желтоватых бревен, пахнущих смолой. Странно и волнительно было увидеть что-то родное и ощутить себя дома здесь, на краю земли. Путь пролегал через обеденный зал, нос щекотали аппетитные запахи. Для жителей Самородка гостиница была местом, где можно показать свое искусство миру и удивить иноземного посетителя, потому народные промыслы проявлялись во всем, начиная от резьбы на несущей колонне, заканчивая чеканкой на оловянных кружках и вышивкой на салфетках. Как в музее, но только здесь Ноланда окружали не экспонаты, а живой быт.

Время обеда еще не настало, и зал пустовал. Ноланд догадывался, что в обед сюда придут и местные фермеры, и постояльцы, но сейчас за столами вразброс сидело несколько фигур. За стойкой Ноланду рассеянно улыбнулся молодой парень с бакенбардами. На вопросы о Вереске он ответить не смог и позвал хозяина. Пришел загорелый мужчина в рубахе с широким воротом. Немолодой, но крепкий, с крупными чертами лица, кудрявые волосы смешиваются с такой же бородой. Звали его Ядгар. Он улыбнулся Ноланду, как постоянному и желанному гостю, и спросил, чем может быть полезен.

Однако хозяин гостиницы невольно огорчил Ноланда, поскольку Вереска среди постояльцев не числилось, посланий он не передавал, и вообще припомнить такого посетителя хозяин не может. Для надежности Ядгар посоветовался с официантом и перекинулся парой слов с завсегдатаем, но вернулся к Ноланду, разводя руками.

Разочарованный, Ноланд попросил сдать комнату на день. Когда Ядгар услышал фамилию, то заулыбался.

– Кажется, сегодня вы не останетесь обиженным, господин Бремер. У меня имеется письмо на ваше имя от самого Теодора Бремера. Один момент!

Хозяин гостиницы ушел наверх, ступеньки лестницы прогибались под большими сапогами. Ноланд в нетерпении переминался с ноги на ногу. Тревога за Вереска смешивалась с восторгом от внезапного письма. Ядгар вернулся, волосатая рука протянула Ноланду пыльный конверт.

– Довольно старое послание, – хмыкнул Ноланд.

– Пожалуй, пару лет у меня хранится.

– Как же вы столь быстро о нем вспомнили?

– Почему нет? Письмо-то он оставил давно, а сам был здесь весной, покупал снедь.

От волнения и в порыве благодарности Ноланд схватил руку Ядгара и крепко пожал. Хозяин гостиницы как будто смутился, но улыбнулся, довольный произведенным эффектом. Ноланд торопливо вскрыл конверт и, извинившись, удалился к одинокому столику. Хозяин покачал головой и велел официанту за стойкой подать Ноланду бокал тоника.

Теодор Бремер характерным небрежным почерком писал следующее.

Мир тебе, Ноланд! Надеюсь, это письмо читаешь ты, а не чернокнижник, не баалист, не очередной сумасшедший фанатик, сующий нос в мои дела, мешающий спокойно работать! Хватит мне мешать! Неужели вы не осознаете свою мерзость? Я ищу крупицы истины и восстанавливаю белые пятна истории во имя знания, ради блага всех людей! А вы стараетесь урвать кусочек из великого наследия и нажиться на нем. Или хотите обрести могущество? Или боитесь разоблачения? Все это мелочно и подло.

Ноланд, извини мою экспрессию, но я так устал. Выговориться некому, работаю в одиночестве, работа тяжелая, кропотливая, ответственная, а меня еще и отвлекают! Надеюсь, ты читаешь это письмо вместе с нашим уважаемым коллегой Вереском, и вы привезли необходимый агрегат. Не буду называть какой именно – опасаюсь, что письмо читаешь не ты. Не беспокойся, это не паранойя. К сожалению, это суровая действительность – ко мне и моим исследованиям цепляются как пиявки, и для них нет ничего святого. Лучше бы паранойя!

Скорее всего, сейчас я в Корифейских горах, в том самом месте. Вереск знает.