След черного волка

Вышли еще три «медведя» в шкурах и личинах, принялись плясать вокруг победительницы Лады. Когда пляска закончилась, на краде уже лежала почти такая же Марена, в тех же одеждах, с закрытым лицом, но только соломенная. Божерада, сбросив шкуры, скрылась в обчину – выпить воды и передохнуть. Более тридцати лет назад и она, тогда молоденькая девушка, несколько лет перед замужеством провела в зимнем заточении и вспоминала теперь, как, в Медвежий велик‑день выйдя на волю, боролась со своей бабкой Витимогой, тогдашней старшей жрицей и воплощением Старой Марены. И каждую весну в этот день, на пиру, бабка принималась рассказывать, как она, в свою очередь, была Ладой и волочила на краду стрыеву старшую жену Будимилу, дочь жиздринского князя Дедогнева… Эта цепь уходила в бесконечность, соединяя века и поколения, землю и небо. Каждый, кто так или иначе принимал участие в этом празднестве, помогал хранить равновесие мира, подставлял плечо под тяжкий груз, что держат боги. И бешено бьющееся от усилий сердце старой женщины переполнялось восторгом и гордостью: всю жизнь она и ее род делали что могли ради устойчивости и обновления мира, плечом к плечу с богами…

А во дворе Яровед уже поджег просмоленные бревна крады, огромный костер запылал, унося прочь зиму и тьму. Люди бросали туда нитки с наговоренными узлами, в которых завязали свои невзгоды, отсылая прочь, женщины пели:

Ты лежи, лежи, старуха,

На осиновых дровах,

Три полена в головах!

А Лютава, опираясь на Перунов топор, невольно вспомнила Данеборовну: прежняя Старая Марена сгорела этой зимой прямо у себя в постели, чем вызвала величайшее изумление в округе. Но во всем мире Яви только Лютава знала, как это вышло. Да Яровед еще догадывался…

У ворот уже ждали два оседланных вороных коня. Когда чучело на краде сгорело, к Лютаве вновь приблизился Бранемер и сквозь раздавшуюся толпу подвел к воротам, подсадил в седло. Яровед и Колояра взяли коней под уздцы и повели вниз с горы. Объезжали ближние поля, благословляя землю, в которую через месяц надо будет бросать семена, – и старые делянки, которые теперь предстояло распахать, и новые, где с прошлого лета лежали срубленные деревья, ожидая сожжения. Дешняне, в основном женщины, следовали за ней, распевая:

Сама Лада‑Всеотрада во поле выходила!

Лели‑лели, выходила!

Зимушку замыкала, летечко отмыкала!

Лели‑лели, отмыкала!

Ой, дай, боже, лето, зароди, боже, жито!

Лелемье‑лелем, зароди, боже, жито!

Народ частью пошел за ними, частью остался играть в разные игры: «будить медведя», осаждать ледяную гору. Ближе к вечеру в обчинах святилища начался пир. Лютава сидела во главе стола, между Бранемером и Миловзорой. Такое положение весьма удивило народ, который знал, что угрянскую княжну привезли в невесты князю и пир освобождения Лады должен был стать их свадебным пиром. Но никаких свадебных обрядов не было, Лютава занимала то же место, что и те ее предшественницы, которые приходились князьям сестрами.

И сияющий вид княгини Миловзоры подтверждал, что никакой новой свадьбы не будет. О беременности ни в коем случае нельзя объявлять заранее, а княжеская чета, ждавшая этого двенадцать лет, соблюдала умноженную осторожность; под широким навершником и на шестом месяце ничего не было заметно, и все же слух о грядущем событии пополз, увеличивая всеобщее ликование. Уже откуда‑то знали, что рождение будущего княжича придется на Перунов день, и всем уже виделся могучий витязь, земной громовник, что принесет своему племени славу и процветание.

«Огнесвет!» – с восторженным умилением думала княгиня, бросая взгляды на золотое кольцо на руке Лютавы. Ей казалось, что ее будущий сын уже смотрит на нее из этого кольца – маленькое живое солнышко, что взойдет на небо и озарит мир всего через каких‑то четыре месяца. Такого имени еще не было в роду ни дешнянских, ни вержанских князей, из которых происходила Миловзора, но чудесное рождение подаренного богами сына давало достойный повод нарушить обычай.

Лютава тоже нередко посматривала на кольцо. И думала о том кольце, что руками матери подарил ей сам Велес, а она передала брату, словно свое сердце. Что их ждет впереди? Вот сидит сияющая Миловзора, которая двенадцать лет дожидалась, пока Рожаницы пошлют ей дитя, и все же дождалась. На руке Лютавы было кольцо Бранемера, которое и ее должно было сделать женой. Но нет. Завтра она снимет его и оставит прежним хозяевам, а сама уйдет. Вернется к своему брату, который есть ее единственная судьба.

Так неужели никакой другой не будет? Дважды обманувшись, она бросит поиски того человека, которого для нее предназначил дух‑хранитель? Откажется от желания родить того сына, в котором в мир живых вернется витязь Радомир, сын Волкашин?

Даже сейчас, в миг наивысшего торжества, среди радостных криков и почестей, судьба представлялась Лютаве узкой тропкой, уводящей в дремучий лес. След в след за вожаком… туда, где они только вдвоем… Да и как еще жить им, чей отец – Велес, а мать – волхва Нави?

Глава 5

– И вот… Эту чашу поднимаю я за потомков моих…