След «черной вдовы»

Виктор Петрович Гоголев произносил свой долгий монолог, словно плохой актер на сцене, не умеющий слушать партнера. Или птица-глухарь, который вооб­ще слышит лишь собственное токованье. А еще он со­знательно преувеличивал свои знания, выдавая пред­положения за готовую истину. И в этом был его козырь. Он же понимал, что не может милицейский генерал, допрашивая взятого практически с поличным преступ­ника, вдаваться в какие-то нюансы его настроения. И все так называемые ловушки его должны казаться хит­роумными лишь ему самому, иначе тот же преступник легко раскусит, что из него попросту вытягивают нуж­ную ментам информацию, начнет врать и все запуты­вать. А когда те же ловушки для изощренного и напря­женного в своем внимании преступника будут легко им разгаданы, он поймет, что имеет дело с дураком, чину­шей, которому легко соврать, лишь бы выглядеть при этом убедительным самому. Вот и выбрал себе Виктор Петрович такую тактику: все якобы знать и ничему не верить. И знания свои открывать спокойно и уверенно, чтобы преступник почувствовал всем нутром, что это лишь малая часть того, что о нем известно. А также вешать на него совершенно уже абсурдные вещи, кото­рые будут также выглядеть весьма убедительно в гла­зах тех, кто станет его позже судить. За свои подлин­ные «грехи» иной готов ответить, но он не выдержит, когда на него начнут вешать то, что сделали другие, и он-то отлично знает об этом. И тогда тупая уверенность мента в своей правоте лишний раз подтвердит преступ­нику, что он действительно попал под тяжелый каток, который его расплющит без всякого сожаления, а вот истинные убийцы отделаются той же психушкой, вы­ход из которой найдется всегда. Это только уверяют, что там все у них очень строго. Находят способы, да и большие деньги, положенные вовремя и в нужный кар­ман, говорят, тоже помогают, чтобы даже специальная медицинская комиссия однажды «не заметила» очевид­ного.

В то время как в обычных условиях «вышка» в мо­ральном плане иной раз куда предпочтительнее пожиз­ненного заключения...

Что же касается Валерия Коркина, то Гоголев был уже практически уверен, что под грузом навешанных на его шею «мокрух» Боксер согнулся-таки. Надо было иметь в виду еще и то обстоятельство, что сидел он все­го однажды и что срок был относительно небольшой — за хулиганство много не давали. Значит, и закоренелым преступником в «институте жизни», которым могла стать для него тюрьма, полного курса наук он не про­шел. И то, чем он занимался, пока, вероятно, на него не «положил глаз» тот же Вампир, можно было бы опре­делить как бытовой бандитизм. Грабанули там мага­зин или обменный пункт всей компанией, в которой роли распределены заранее, взяли за хобот торгаша — сняли «свой процент», объявили рынок зоной своих жизненных интересов, занялись элементарной спекуля­цией, которую, с легкой руки высших властей, ныне гордо именуют предпринимательством, дальше — боль­ше, и понеслось. Ты показываешь кулак — тебе платят отступные, чем не лафа? Чем не житуха?! А главное — боятся! Вот он, основной мотив. Меня боятся, значит, я — сила! А когда ты его мордой в дерьмо, да не разок, а всерьез и надолго, он не то чтобы прозреть вдруг или там укоры совести почувствовать, нет, он просто начи­нает башкой своей дурной понимать, что, оказывается, и с ним сейчас могут сделать то, что он делал с другими еще вчера. И, вспоминая, потеет от ужаса и предчув­ствия. Вот тут из него и можно вытащить правду. За которую он, не исключено, станет позже горько корить себя. Или... впрочем, кто знает?..

<strong>3</strong>

Вампира повязали без всякого сопротивления с его стороны. И это было удивительно.

Как ни рвался Владимир Поремский «в первые ряды», майор Седов, возглавивший операцию, прика­зал ему не покидать машины, а он сам его позовет, ког­да преступник будет уже схвачен. Возьмем, вот тогда и начинайте. Работайте. Геройства здесь никакого не нуж­но, зато необходимо, чтобы каждый занимался исклю­чительно своим делом, а значит, на каждом этапе опе­рации должны действовать профессионалы. Так учил их, работая еще в Ленинградском уголовном розыске, Виктор Петрович Гоголев. И они старались не подво­дить своего учителя.

Но Владимир заявил, что хоть на участии в штур­ме, так и быть, не настаивает, однако отсиживаться тоже не собирается. И Седов, поморщившись, махнул рукой, мол, черт с тобой, только под ногами не путайся. Ну тут он, наверное, был прав.