След грифона

– Господа, прошу вашего внимания! Как бывший начальник штаба Северной группы и как нынешний полномочный представитель Верховного правителя России адмирала Колчака, – с расстановкой говорил Сергей Георгиевич, – считаю своим долгом заявить: Томск на сегодняшний день остается единственным городом в Сибири, который способен хоть как-то задержать наступление неприятеля. Томск нужно защищать до последней возможности. Это позволит прекратить беспорядочное бегство. Имея в тылу незахваченный Томск, противник не может беспрепятственно двигаться дальше. А что касается географических особенностей, – обратился он к генералу-преподавателю, – то удаленность Томска от Транссибирской магистрали и то обстоятельство, что город является железнодорожным тупиком, в данной ситуации должно работать на нас. Посему предлагаю оборонять город на подступах. А именно по железной дороге в районе Богашева. По старому Сибирскому тракту в районе села Ярское, на правом берегу Томи. Необходимо организовать постоянную смену боевых частей на этих участках. Близость к городу позволяет это делать без усилий. При этом наши части будут находиться в тепле, а части противника – в чистом поле. Совершить обходной маневр наших аванпостов по тайге и бездорожью в условиях нынешней зимы если и возможно, то только незначительными силами. Любую такую попытку можно легко пресекать из Томска. Использовать для этого всю имеющуюся кавалерию, предварительно усилив ее пулеметами, а если потребуется, то и артиллерией.

– Я, как комендант Томска, впервые слышу здравую речь! – воскликнул штаб-ротмистр Грузинский.

– Подождите, князь. Нужно обсудить предложение генерала Мирка, – в свою очередь, высказался потомок византийских правителей Канкаузен.

Он что-то еще говорил, почти кричал, но из-за постоянного гула голосов было невозможно что-нибудь разобрать. Будь Суровцев начальником штаба армии Пепеляева, он никогда бы, ни при каких условиях не допустил этого балагана. Понимая, что ему не перекричать присутствующих, по опыту зная, что такие обстоятельства ничего, кроме паники, породить не могут, он вынул из кобуры «наган». Хотел выстрелить в нижний угол комнаты, чтобы прервать гвалт. Стрелять в потолок не хотел по причине опасения рикошета пуль. Да и лепнина на потолке, разлетаясь, могла нечаянно кого-нибудь ранить. Этот красноречивый жест с револьвером не остался незамеченным. Голоса разом стихли.

– Что вы себе позволяете? – возмущенно спросил кто-то из старших офицеров.

– Это возмутительно! – крикнул кто-то из пожилых генералов.

– Объявляю перерыв, – точно и не слыша этих слов, вставляя револьвер обратно в кобуру, заявил Суровцев. – И обращаю ваше внимание на тот факт, что на сегодняшнем совещании отсутствуют представители венгерского полка. А также на то, что мое недавнее требование о разоружении венгров вы проигнорировали.

Так или иначе, но присутствующие стали выходить из комнаты. Пришедший по вызову доктор едва протиснулся через толпящихся в проходе генералов и офицеров.

– Нельзя ли проветрить помещение? – попросил лейб-медик. – Накурено сверх всякой меры.

Невзирая на присутствие младших по чину, Сергей Георгиевич сам закрыл входную дверь и раскрыл двери балкона. Клубы морозного пара потекли в комнату, вытесняя вверх к потолку, а затем на улицу прокуренный насквозь, тяжелый воздух помещения.

– Закрывайте, пожалуй, – приказал врач, оторопело глядя на градусник. – Да как же вы с такой температурой, ваше превосходительство? Тридцать девять и восемь, – потрясенно сказал он. – Ни кашля, ни насморка, как я понимаю, у вас нет, – продолжал доктор. – Давайте посмотрим горло. И горло не сказать чтобы красное. Скажите, вас не подташнивает сейчас? Не мутит?

– Что-то такое есть, – тихо ответил Анатоль.

– Понос, – не то спросил, не то предположил врач.

– Нет, – покачал головой Пепеляев. – Вчера было.

– Но в животе есть некая несуразность, – подсказывал доктор. – Когда вы в последний раз ели? Сегодня ели?

– Нет, – по-прежнему тихо ответил больной, – ничего в рот не лезет.

– Это тиф, – убирая в саквояж градусник и серебряную ложечку, сказал доктор. – Слушать вас не буду. И так все ясно. Нужна срочная госпитализация.

– Об этом не может быть даже и речи, – стараясь говорить твердо, тихо произнес Пепеляев.

– Дело даже не в вас. Болезнь заразна. В этом-то все и дело. Вы представляете опасность для окружающих. Я так понимаю, что вы пытались лечиться коньяком. Оставьте. Алкоголем вы только усугубите болезнь.

– Никому ни слова, – приказал Пепеляев и вдруг уверенно встал и прошелся по комнате. – Надо защищать Томск!

Неожиданно покачнувшись точно пьяный, он грохнулся на пол. Доктор и Суровцев бросились к лежащему Пепеляеву. Сознание он не потерял, но все его самостоятельные попытки подняться были тщетны. Холодный пот со лба по щекам настигали крупные, горячие слезы бессилия, струившиеся из глаз.

– Госпитализация. Срочная госпитализация, – как заклинание повторял врач. Вдвоем они перетащили Анатолия Николаевича на диван.