След Кенгуру

Ему кажется, это уместно, не резон своего господа отвлекать на каких- то там чужаков. По оценке Антона Германовича, тот и с опекой своих не очень справляется, на троечку, даже бывает – с минусом. Сачкует или времени не хватает? Нет ответа, но что-то не так, и сейчас Антон Германович чувствует это как нельзя остро, потому что справа от него Кремль – Мекка нынешних швондеров, уплотнивших преображенских и иже с ними не в отдельно взятой квартире, а в масштабах огромной страны.

«Не со всех сусеков еще взяты соскобы. Если к вам до сих пор еще не притулился Шариков, не спешите торжествовать, выжидайте, соблюдая спокойствие и номер в очереди, повинуясь проповедям с экранов, пока подтягиваются резервисты. Среди них и найдется ваш «суженый». А они подтянутся. Не сомневайтесь. Непременно подтянутся, потому что «Сапсан» никогда всерьез не задерживается, собака, если так можно о птице.» – вспоминает Антон Германович, возможно и не дословно, вычитанное тайком в дневнике жены, и легкость, привнесенная в его жизнь понятливым- непонятливым азиатом, мгновенно уходит.

Эту страницу он аккуратненько удалил, измельчил в лапшу и спустил в унитаз. Без эмоций, без обид, без угрызений совести – тоже, даже без внутренних воплей: «Вот же дура! Под монастырь подведет!» Потом вернулся к столу, записал текст по памяти карандашом и убрал в сейф, сложив самолетиком. Зачем самолетиком?

«Не может быть, чтобы за целый месяц ничего не заметила, – беспокоится в который раз. – Но, поди ж ты, виду не подает! Ждет, наверное, что сам заговорю. А о чем тут говорить? Правильно все. Только писать не надо. И на виду оставлять тоже. А если говоришь, то думать – с кем и при ком. Курица.»

Самому ему редко бывает страшно, больше за близких опасается.

– Не волнуйся ты так, – успокаивают его в таких случаях дочери, как и мать не сдержанные на язык. – Что у нас отнимешь? Кисло у нас и с имуществом, и с бабосами. А где нечего взять – туда нынче не ходят. Так что – шуми сколько влезет, все равно толку не будет. Такие сейчас, папулечка, времена, если ты не в курсе.

– Вы мне тут не умничайте, чаю лучше поставьте, – не желает он всерьез учить их уму разуму. Просто не понимает: как?

«Бесполезно. Не поверят. Могут и согласиться, чтобы настроение отцу окончательно не испортить, но не поверят. Про себя же парирует: пока живой, всегда есть что отнять». Может и счастье, что не понимают?

Верно чувствует: переживания его для дочерей – общее место. Ему и самому не нравится выпирающая казенность этой мысли, про жизнь и отъем.

То, что думает он сейчас о Кремле, ему тоже не нравится, но не выходит по-другому, никак не получается.

Ленинградский окоп

«Ленинградский окоп, право слово, а не Кремль. Впечатление, будто вся страна занята отыскиванием-изобретением в своих семейных архивах – преданиях корешки, протянувшиеся к берегам Невы. Будто и в самом деле не было ничего на этих землях до Петра. Выкресты вон тоже, как ополоумевшие, все вдруг стали рьяными православными. Как-то «по нужде» все это выглядит, вымученно».

На службе у Антона Германовича есть отчаянные – или провокаторы?.. – что шутят: не ровен час, возле царь-пушки табличку приделают: «Осторожно, сюда долетают опасные голоса с улицы!», чтобы, мол, оградить замечтавшихся в заботах и тяготах небожителей от потрясений чужой и откровенно чуждой им жизни.

Хотел бы Антон Германович сам быть в числе тех нежно оберегаемых? Честно? Не знаю. В любом случае, сам вряд ли скажет, а гадать. Либо да, либо нет. А если нет, то чего тогда лямку продолжает тянуть?

У меня, кстати, так, на всякий случай, паспорта деда, и отца хранятся, в обоих прописка ленинградская. Берегу. В отцовский, кстати сказать, и я вписан, ни много нимало, а три доказанных месяца ленинградской биографии. На успешную карьеру не тянет, но я ничего особенного и не жду: во-первых, многое уже было, во-вторых – годы не те, чтобы губы раскатывать. В смысле, мои годы. Так что запросы вполне умеренные, если знаешь куда их посылать, и с кем, чтобы не послали оттуда. В третьих, здоровье все чаще норов за прошлое предъявляет, всерьез отделяется от меня, не то что церковь от государства, не факт, что вообще успею потратиться.

Паспорта на даче припрятаны, лежат себе в отдельной коробочке. Сорок минут до места и назад столько же, примерно полтора часа в обе стороны, если на такси. Вот только денег жалко. По аппетитам нынешних дней у меня их на пустопорожние покатушки нет. На расходы пойду, если только наверняка буду знать, что оно того стоит – выпало счастье. Если сомнений не будет, что потом с налету «три конца отобью», как моя дочь выражается. Такой вот еще один заколдованный круг. Как с девочкой, жалующейся врачу, что в прыщах вся, и никто не любит.

Столько всего поменялось