След крови. Шесть историй о Бошелене и Корбале Броше

— Чушь! — бросил он. — Должно быть какое-то средство, чтобы заставить это отродье заткнуться. Ты что, не слышала самый последний запрет? Громко кричащие младенцы подлежат конфискации за нарушение благополучия граждан. Они будут отправлены в храм Госпожи, где их научат обычаям Благости, в число каковых входит обет молчания.

Несчастная мать побледнела, услышав слова Инветта. Другие женщины у колодца поспешно забирали детей и спешили прочь.

— Но, — заикаясь, проговорила она, — лекарства, которыми мы раньше пользовались, теперь незаконны…

— Лекарства незаконны? Ты с ума сошла?

— Они содержат запретные вещества. Спирт, дурханг…

— У вас, матерей, вошло в привычку осквернять кровь и душу собственных детей! — При этой мысли Инветта чуть не хватил удар. — Стоит ли удивляться, что подобные злоупотребления подлежат запрету? И ты еще смеешь называть себя любящей родительницей?

Женщина подобрала корзину:

— Я не знала! Я заберу дочь домой…

— Слишком поздно. — Он дал знак, и трое стоявших за его спиной достойных шагнули вперед. Мать не отдавала им корзину, пока один из достойных не ткнул ее в глаз. Вскрикнув, бедняжка отшатнулась и выпустила корзину, которую тут же подхватили стражники и поспешно удалились. Женщина зарыдала.

— Молчать! — взревел Инветт. — Публичная демонстрация чувств запрещена! Тебя могут арестовать!

Она упала на колени, распростершись перед ним ниц.

— Встань и отряхнись, женщина, — скривившись, сказал Инветт. — И радуйся, что я тебя пощадил.

Он двинулся следом за своими достойными и их орущей ношей.

Вскоре они пришли в Великий храм Госпожи. Официальный главный вход с приподнятым помостом и стоявшим на нем громоздким алтарем, откуда время от времени доносился до народа голос объявлявшей свою волю Госпожи, считался чересчур публичным местом для того, чтобы заносить через него орущих младенцев. Соответственно, Инветт и его достойные направились к боковой двери, в которую ритмично постучал один из стражников. Мгновение спустя дверь со скрипом отворилась.

— Давайте сюда, — потребовал Инветт, забирая корзину с рыдающей раскрасневшейся малышкой. Шагнув в коридор, он закрыл за собой дверь.

Жрица, чью чрезмерную тучность не скрывали вуаль и мантия, устремила на ребенка голодный взгляд.

— Превосходно, — прошептала она. — Уже третье дитя за сегодня. Госпожа будет рада новому запрету.

— Удивительно, — проворчал Инветт. — Скоро у вас тут наберется тысяча вопящих младенцев, и как тогда Госпожа познает покой?

Жрица наклонилась и ущипнула малышку за мякоть на маленькой ручонке.

— Пухленькая какая, — пробормотала она. — Неплохо. Покой в храме нарушится ненадолго.

Инветт Отврат нахмурился, пытаясь понять, почему от этих слов ему стало слегка не по себе, но потом решил, что негоже рыцарю Здравия подвергать сомнению чистоту намерений других служителей Госпожи, и подал жрице корзину.

Дитя, до этого беспрерывно оравшее, тут же смолкло.

Рыцарь и жрица взглянули в его внезапно расширившиеся глаза.

— Словно новорожденный воробышек, — прошептала жрица, — при виде сойки.

— Ничего не понимаю в птицах, — ответил Инветт Отврат. — Я могу идти?

— Да, можете.

На кóзлы фургона уселся ворон, топорща перья на ветру, который усилился после захода солнца. Эмансипор хмуро взглянул на птицу.

— Как, по-вашему, он голоден?

Бошелен, сидевший на раскладном походном стуле напротив слуги, коротко покачал головой:

— Он сыт.

— Что вы на меня так смотрите, хозяин?

— Думаю, любезный Риз.

«О нет, только этого еще не хватало…»

— Неужто о том, как свергнуть этого милостивого короля?

— Милостивого? Вы хоть понимаете, Риз, насколько дьявольским гением обладает этот король? На идее благополучия народа может быть основана любая тирания, какую только можно вообразить. Мнимая забота о людях? Само собой, но когда она творится со всем усердием и притворной искренностью — что делать несчастным подданным? Жаловаться, что им несут благо? Вряд ли, учитывая, что добрый мучитель выбрал главным своим оружием чувство вины. Нет. — Бошелен встал и, повернувшись лицом к темному городу, обеими руками зачесал назад волосы, сверкая во мраке глазами. — Мы видим перед собой истинного гения. И нам предстоит помериться умом с этим далеко не глупым монархом. Признаюсь, у меня кровь вскипает при мысли о подобном вызове.

— Рад за вас, хозяин.

— Похоже, любезный Риз, вы все еще не поняли, какую угрозу несет этот король таким, как мы с вами.

— Если честно, то нет, хозяин. Вы правы: я этого не понимаю.