След крови

Перед глазами Мадлен промелькнула картина, как они с Гордоном занимаются любовью. Болезнь никоим образом не затронула оккультную чувствительность матери, и при мысли о том, что за ней наблюдают, Мадлен стало не по себе.

Физически Росария была здорова, но ее душевное расстройство усугублялось побочными действиями нейролептических препаратов, которые она принимала уже столько лет. Она могла сидеть, раскачиваясь в своем кресле, и тревожно размахивать руками, но сейчас она собрала всю свою железную волю в трясущийся перст, указующий на дочь.

— Ты видела моего мужа, Магдалена? Как он?

Мадлен застонала про себя. Росария не упоминала имени Невилла больше месяца, а то и двух. Похоже, она тщетно надеялась, что мать смирится с уходом мужа и просто забудет о нем.

— Невилл больше тебе не муж. Он женат на Элизабет.

— Магдалена, Магдалена, ты в этом уверена? Скажу тебе, что его так называемому браку с этой женщиной практически пришел конец.

— Мама, я так не думаю. Они женаты и счастливы вот уже двадцать лет.

Росария стиснула кулаки.

— Я знаю, сколько они женаты, — выкрикнула она, — но говорю тебе, этому браку скоро конец!

Мадлен обвела взглядом холл, беспокоясь, что повышенный тон матери потревожил других пациентов, помешал им смотреть телевизор. Половина уже спала или, по крайней мере, сидела с закрытыми глазами. Миссис Кэмшюн наблюдала за происходящим, но была совершенно глухой. Какой-то незнакомый мужчина, казалось, был поглощен тем, что происходило на экране, но его брови сошлись на переносице — знак явного неодобрения.

Мадлен, пытаясь отвлечь Росарию, наклонилась к ее уху.

— У вас новый пациент?

— Не смотри на него, — прошептала Росария.

— Довольно симпатичный. Разве не ты мне всегда повторяла, что тут одни немощные старики?

— Тс-с, — прошипела Росария. — Педроте предупреждает меня, что у него черная душа.

Единственным, что связывало ее с прошлым, остался голос Педроте, который, как она была убеждена, разговаривал с ней посредством крошечного приемничка, тайно встроенного в ее мозг, с тех самых пор, как она покинула Кубу. Собственная мать Росарии была печально известной в Гаване сантерой, но Росария обратилась к Педроте, который стал ее наставником и любовником. Он являлся самым могущественным предсказателем и бабалаво — верховным жрецом в их районе Гаваны, он научил ее черной магии.

— Педроте может приревновать, ты об этом не подумала? — поддразнила ее Мадлен. — В твоей жизни появился новый мужчина?

— Нет, я жду своего мужа. Он уже почти освободился от этой женщины.

— Ладно, мама.

Мадлен поправила несколько прядей, выбившихся из косы Росарии. Мать очень гордилась своими волосами, а поскольку парикмахер приходил к ней только раз в неделю, настаивала на том, чтобы спать, сидя в кресле, которое купила ей Мадлен. По этому поводу они пережили настоящее сражение с медсестрами, но те в конце концов вынуждены были уступить тщеславию Росарии.

— Ну, расскажи мне, чем ты занималась.

— В этой тюрьме? Ничем. Молодой человек в белом халате — по виду доктор — уже вторично заставил меня сидеть с ним в кабинете. Он пытался выведать у меня знания. Сегодня утром он допрашивал меня целый час.

Мадлен взглянула на мать. Неужели кого-то заинтересовало ее состояние, неужели кто-то применяет к ней психотерапию? Вероятно, какой-нибудь молодой гериатр или психиатр, специализирующийся на параноидальной шизофрении. Случай Росарии представлял собой определенный интерес: несмотря па психоз и нейролептики, временами она была чрезвычайно здравомыслящей и имела необъяснимую способность видеть человека насквозь, даже если встречала его впервые. К тому же она, несмотря на сильный латиноамериканский акцент, удивительно четко выражала свои мысли. В отличие от остальных пациентов, которые главным образом страдали старческим слабоумием, ум Росарии был острым как бритва. Да и взгляд таким же. Возможно, способность проникать проницательными черными глазами в самое сердце человека и была одним из проявлений ее безумия. Росария всегда была необычной женщиной, и если бы Мадлен еще в шестнадцать лет поняла, что мать медленно слетает с катушек, что ее фокусы граничат с сумасшествием, все могло бы сложиться совершенно иначе. И, безусловно, она никогда бы не приняла того рокового решения…

— Разве это плохо, мама? Доктор явно хочет тебе помочь. Ты должна этим воспользоваться. Может, расскажешь ему, что тебя беспокоит? Уверена, ему будет интересно услышать о твоей жизни. Обычно людей завораживают истории о Кубе и твоем бегстве из Гаваны — от этого у них мурашки бегут по коже.

Послышался мелодичный звон, и Мадлен подняла глаза. Молодая нянечка по имени Беатрис прикатила тележку с чаем. Мадлен вскочила, чтобы ей помочь: взяла наполненные до краев чашки и расставила их на столиках перед дремлющими пациентами.