След ласки

– Гляди. Зови того, о ком думаешь. Лучше зови,  –  приказывал настойчивый голос.  –  Я должна видеть того, кто выйдет к тебе навстречу.

Ольга звала в этом, то ли мороке, то ли бреду, и наяву шевелила запекшимися губами так, что лихорадочная корочка трескалась, и зубы по ложбинкам обагрялись темной кровью. И откуда-то всплыло: зверинька милая, не убегай, дай посмотреть на тебя.  –  Она уверенно повторила это вслух.

Дыхание перехватывало, и частый- частый молоточек в висках отбивал оставшееся время и катастрофически не успевал, замучено сбиваясь с ритма. Когда-то это уже было. "Зверинька милая"… недавно было. Но где? С ней?

На этот зов шелохнулась трава на границе прокоса, выпуская коричневого гибкого зверька с белой грудкой, который скользнул вперед, к самой границе окна и замер, любопытно поводя мордочкой.

– Ласка!  –  Узнавая, выдохнула Ольга.

– Ласка?  –  Удивлено повторил за ней тот самый женский голос. И тоном приказа: повтори еще раз, кто вышел к тебе.

– Ласка.

 А пугающий багровый туман, быстро сгущаясь, начал затягивать чудесное окошко, вскоре совсем закрыв его. Но теперь, Ольга, по крайней мере, знала направление, куда ей нужно двигаться.

И вновь чуть-чуть, самую малость, разошелся туман, и в узенькое, как норка, оконце просунулась любопытная звериная мордочка, вполне целенаправленно стараясь дотянуться до лица девочки. Коснулась. Пристально посмотрела глаза в глаза. И от этого завораживающего взгляда Ольга полностью перестала воспринимать окружающее. Но это длилось недолго. Потом пришло ощущение, что все чувства резко обострились: слух, зрение, обоняние  –  все стало непривычно иным.

Ласка, почти касаясь боками клубящегося тумана, пружинисто подобралась и прыгнула к Ольге. Тут же развернулась, посмотрела почти совсем по-человечески умно и решительно. Она явно звала девочку за собой, давая понять, теперь что ей по силам так же легко прыгнуть сквозь почти сомкнувшееся окошко в светлый лесной мир. Ласка прыгнула первая, Ольга за ней, так же стремительно и пружинисто. Получилось!

Она была там, в чужом неведомом лесу, и сама была зверем. Хищником. Лаской.

Бежала, отставая на полкорпуса от своей провожатой, и нисколько не задыхалась на бегу. Вперед, вперед, вперед! Мелькают огромные деревья, кусты, высоченная полевая трава. Весь мир стал невероятно большим, словно неведомая страна великанов. Высокая, в самое небо, потемневшая от времени стена из неправдоподобно толстых бревен, замшелая темно-зелеными космами.       Темно. Кажется, ночь. Пасмурная летняя ночь. Такая же ночь когда-то была. Когда? В чьей жизни? И эта стена очень знакомая, только высокая неимоверно. Может быть, она была ниже? И где она расположена? Где?

Ласка оглядывалась, давая понять, что самое главное вспомнить: где, когда, а еще с кем? Кто-то очень громко, почти оглушающе, фыркнул над головой. И Ольга бросилась прочь. Летела, в неистовых и сильных прыжках стелясь над ночной землей, радовалась своей силе и неутомимости, пока, с разбега, не наткнулась на носки огромных замшевых сапог.

– Ну что?  –  спросил громкий и уверенный женский голос у нее над головой,  –  не набегалась еще?

– Голос женский,  –  запоздало и медленно соображала Ольга.  –  Женщина  –  кто? Самка человека. Человек. Люди. Люди живут в домах. Ласки живут в норах. Она  –  ласка. Или же все-таки человек?

– Хватит притворяться! Возвращайся!

Мир вокруг стремительно закружился. И Ольга удивленно ощутила, что предметы стали во много раз меньше. И стена, та самая деревянная стена с узкими оконцами тоже уменьшилась и оказалась знакомой стеной дедовой конюшни на краю деревни.

– Деревня. Там –  дома и у нее есть дом. И там ее ждут.

– Ну, наконец- то!

Ольга оглянулась. Перед ней стояла женщина в старинном, русском, богато украшенном одеянии. От ее рук, простертых ладонями вверх, и от лица исходил теплый ласковый свет.

– Царица из сказки? Боярыня? Княгиня?

– Правильно.

И вывернулось из самых глубин памяти:

«Князь Игорь и Ольга на холме сидят,

Дружина пирует у брега.»

– Правильно!

– Княгиня Ольга. Ольга. И она тоже Ольга. Кажется…

– Ну, вот. А теперь вспомни, как бабушка учила тебя молиться.

– Бабушка. Молитва. Кажется так: Во имя Аллаха милостивого и милосердного… Или нет? Не то…, но так молятся. Тоже молятся, кто? Не помню. Молитву помню, а кто  –  нет. Бог един, для всех един. Для человека и птицы, и зверя любого, и дерева, и травинки. Он всех любит и заботится. Заботится как отец. Да. Вот еще так можно: Отче наш, иже еси на небесех…

– Ну, наконец-то!

И вновь все закружилось стремительно и жутко. Ольга понеслась куда- то в неуправляемом вихре, зажмурилась, и вдруг все замерло. Она ощутила свое тело, затекшее, какое-то чужое. Вернулась боль, и девочка со стоном открыла глаза: серый сумрак, догорающая свеча в изголовье и склонившееся над ней лицо.

 Другое. Совсем другое, и только голос знакомый.

– С возвращением!

Тяжелая ложка у запекшихся губ и тонкая струйка прохладной влаги в пересохшем, как пустыня, рту.