След лисицы на камнях

– В лесу родилась елочка, – пробормотал себе под нос Бабкин. – В лесу она росла…

Сидевшая на ветке ворона покосилась на него неодобрительно.

– Ворон ворону глаз не выклюет…

– Ты чего там, камлаешь? – обернулся Макар.

– Зубы заговариваю.

– Кому?

– Всем, – твердо сказал Бабкин. – А вот и наш коттедж.

Они остановились на краю поляны, рассматривая невзрачную избу, осевшую глубоко в землю. Скаты крыши поросли седым лишайником.

– Дымом тянет, нет? – шепотом спросил Бабкин.

– Не чувствую. – Илюшин принюхался. – Но снега на ступеньках не видно. И по тропе ходили.

– Давай, что ли, внутрь сунемся. Чего мы тут кишки морозим!

– Давай. Только осторожно.

– Пусто там, – проворчал Бабкин. – Иначе бы печь топили. Не шкурами же они греются…

Он оказался прав. Когда поднялись на крыльцо и толкнули дверь, под ее безысходный скрип разглядели всю скудную обстановку: грубо сколоченный стол, две табуретки, топчан и печь. Возле небольшой батареи консервов на столе лежала записка, призывавшая случайного путника не свинячить в доме, а консервы употреблять без жадности, чтобы хватило и на других.

– Макар! – позвал Бабкин. – Печь не холодная.

– Когда топили?

– Ну ты вопросы задаешь! Я тебе что, следопыт? Не знаю. Просто вижу, что кирпичи не успели окончательно остыть.

Однако больше никаких следов присутствия человека в доме не нашлось.

– Двигаем. – Сергей провел пальцем по консерве с тушенкой и посмотрел на серый след пыли. – Или хочешь засаду устроить?

Макар не успел ответить – снаружи послышались шаги. Оба замерли, где стояли.

– Вера! – позвал негромкий голос. – Вера, ты здесь? Слышь! Не бойсь! Не обижу…

Дверь распахнулась, и перед изумленными сыщиками появился Григорий Возняк. Повисла тяжелая пауза.

– А вы чего здесь? – процедил охотник, переводя взгляд с Макара на Бабкина.

Не дожидаясь ответа, повернулся, чтобы уходить. До Сергея донеслось ругательство.

– Опять хотите денег ей предложить, Григорий Матвеевич? – раздался насмешливый голос.

Возняк замер. А затем очень медленно обернулся и уставился на Макара.

– Что ты сказал?

– Душновато здесь. – Илюшин расстегнул куртку. – Я спросил, это вы отправили Петра убить сына вашей жены? Не похоже, чтобы Петр самостоятельно додумался, кто настоящий отец Леньки. Хотя мог и заметить сходство. Так кто из вас решил сжечь семнадцатилетнего мальчишку?

Раздался странный глухой звук, нечто среднее между воем и стоном, от которого Бабкин вздрогнул и недоуменно огляделся, не понимая, откуда он идет. А затем Возняк двинулся на Макара.

«Это он воет!»

Лицо охотника сделалось страшно. Губы зашевелились, словно изнутри рвались слова, однако из горла вылетало лишь это жуткое завывание; Григорий побелел как мертвец и глаза его остекленели. Он отшвырнул табуретку, оказался возле Илюшина и схватил его за шею.

Попытался.

За секунду до того, как его пальцы сомкнулись на горле Макара, охотника отбросило в сторону. Возняк поднялся, удивленно тряся головой, словно не понимая, что произошло, и обнаружил, что между ним и его жертвой стоит новое препятствие.

– Не советую, – сказал Бабкин.

Мгновение спустя по комнате покатился гигантский ком, сносящий все на своем пути. Илюшин отскочил за печь и вжался в угол. Рука его нащупала что-то твердое.

Бабкин отшвырнул своего врага раз, отшвырнул другой, третий. Происходило что-то небывалое: он физически чувствовал волну беспощадной ярости, которую излучал охотник; она звенела в ушах и холодила кровь. Возняк, казалось, обезумел: он рвался к Илюшину, будто единственной целью его жизни было свернуть ему шею.

Сергей раз за разом отражал эти попытки, встав стеной между Макаром и озверевшим, потерявшим человеческий облик мужиком. Но он уставал, а тот от каждой неудачи впадал в еще большее исступление. Кулаки его молотили, не разбирая, и Бабкин уже только защищался, слабея с каждой секундой.

Наконец один из ударов достиг цели. Он охнул, согнулся пополам, и громадная тяжелая туша навалилась на него сверху. Бабкин оказался погребен под издыхающим китом; он барахтался, но не мог вылезти, а тот давил, давил сверху, словно хотел проломить доски пола и уйти на дно вместе со своим врагом.

И вдруг все разом прекратилось. Сквозь шум в ушах Сергею показалось, будто он услышал голос Илюшина.

– В сторону, – сказал Макар. – Без резких движений! Стрелять буду сразу, без предупреждения. Ты упырь. Тебя не жалко.

Это прозвучало по-детски и вместе с тем так ужасающе чистосердечно, что Бабкин понял: Илюшин выстрелит. Зря они притащились в эту чертову деревню. Зря согласились на просьбу Красильщикова. Это место что-то сломало в его бессердечном веселом друге, всем вежливо сочувствовавшем и никого не жалевшем; он слишком близко к сердцу принял историю мальчишки, которого Возняк и Бакшаева сообща отправили в тюрьму. Макар убьет охотника, и после этого ничего никогда не станет прежним.

– Макар! – прохрипел он. – Не надо!

Неожиданно стало много воздуха и много пространства. Он глубоко вдохнул и сел.