След пираньи

Ее правая рука исчезла под водой — слава богу, еще не потеряла голову, ожесточенно боролась… Деревце погрузилось совсем. Выпустив его, Мазур большим и указательным пальцами левой руки, словно ухватом, подпер затылок Джен, что есть мочи подталкивая к берегу и девушку, и хлипкую пародию на плот. Успел даже примериться, как оглушит ее, если начнет цепляться за него и потянет на дно…

Ну вот, она опять гребет обеими руками, плывет как-то странно, боком, видимо, нога еще не отошла окончательно, а иглу просто выпустила, дуреха, утопила шприц, вместо того чтобы вернуть. Если у самого сведет судорогой ногу, хреновато будет…

Весь мир состоял из серой воды, тяжело и ритмично колыхавшейся перед глазами — вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз, — попадавшей в рот, в глаза, в ноздри. Еловая лапа колола щеку, на миг заслонила все, веревка то и дело натягивалась — Джен сносило по течению, и Мазур что-то хрипло рычал ей, неизвестно на каком языке. В голове крутилось: «Могло быть хуже, могло быть хуже».

Сердце пока не подвело. Спасал опыт, натренированные мускулы, умение всегда побеждать. Бывало и похуже. Всего-то — проплыть из точки А в точку Б… И все равно, ощутив, наконец, под ногами твердое дно, увидев, как Джен поднялась над водой по бедра, он едва не взвыл от дикой животной радости….

Глава девятнадцатая Подарок от зайчика

Они выпрямились во весь рост на берегу — промокшие насквозь, трясущиеся от холода. Зубы стучали так, что, пожалуй, можно было услышать и на том берегу. Отвязав тюки, Мазур сделал над собой легкое усилие, вновь вошел в воду по колени и отпихнул ель подальше. Она идиллически поплыла по течению вершиной вперед.

Джен что-то сказала, совершенно неразборчивое, — что походило больше на звонкую трель кастаньет.

— П-помолчи, — отмахнулся Мазур, рывками развязывая хитрые морские узлы.

Прежде всего он извлек автомат, бережно уложил на сухой песок, бросил девушке ее ботинки:

— Белье снять, ботинки надеть, живо!

— Х-холодно, — наконец изрекла она что-то осмысленное.

— Ценное наблюдение, — сказал Мазур, ежась. — Тонко подмечено…

— Д-дай одежду…

— Потом, — категорическим тоном сказал он. — Сначала нужно обсохнуть, а лучшего средства, чем марш-бросок, еще не придумали. Да шевелись ты!

И, прежде чем она успела опомниться, ловко содрал с нее тонкий шерстяной свитер, наскоро выжал. Рявкнул:

— Я тебе что, горничная?

Через несколько минут они бежали по тайге, смахивая на Адама и Еву, изгнанных из рая, — только, в отличие от прародителей рода человеческого, волокли на спине угловатые тюки. Автомат болтался у Мазура на шее, чувствительно хлопая по голой груди. Зрелище, надо полагать, было препикантнейшее — жаль, некому было полюбоваться, кроме ошалело взлетавших повыше к вершине белок. Мазур безжалостно гнал девушку напрямик, хорошо еще, что быстро отыскал безотказную погонялочку — достаточно было один раз звонко шлепнуть по голой заднице. Рассерженно косясь через плечо, она промолчала. И наддала — при малейшей заминке Мазур издавал бодрый крик:

— А по заднице?

Минут через двадцать, увидев подходящий выворотень, он решил, что пора и остановиться. Нельзя сказать, что отогрелся полностью, но кровь заструилась по жилочкам бодрее. Он бросил тюк в яму, под выворотень, расстелил шуршащую непромокаемую ткань и сделал приглашающий жест:

— Прошу ложиться, мисс…

Тут только она вспомнила о правилах приличия и девичьей стыдливости, отступила, прикрываясь ладонями:

— Ты что?!

— Ложись, дура, — сказал Мазур, плеская на ладонь спирт из фляги. — Растираться будем… Ну, спиной вверх, кому говорю!

Поставив рядом автомат и чутко прислушиваясь к окружающему, он принялся растирать девушку спиртом, не особенно и экономя. Вокруг запахло, словно в забегаловке. Понемногу ее кожа под ладонями становилась сухой и горячей. Мазур, время от времени критически озирая рабочее пространство, принялся наводить глянец собственной вязаной шапочкой. Перевернул ее на спину, как куклу, отбросил руки, когда попыталась прикрыться, и заработал в прежнем ритме, не испытывая ни малейших эротических позывов. Джен покорно лежала, закрыв глаза.

Напоследок Мазур, ловко и неожиданно нажав двумя пальцами на щеки, заставил ее открыть рот и опрокинул туда полный колпачок спирта. Она задохнулась, привстав, отчаянно кашляла.

— Ничего-ничего, — сказал Мазур, похлопывая ее по спине. — Лишь бы назад не пошло… Никто от этого еще не умирал, в Кентукки самогонку гонят и покрепче… А теперь— укольчик.

— Нет…

— Сидеть! — он уже сбросил колпачок с иглы. — Если подхватите пневмонию, мисс, вас только пристрелить останется, я серьезно говорю… А теперь одевайся быстренько.

Растерся сам, пропустил глоточек, все — на скорую руку, без прежнего тщания, полагаясь на счастливую звезду и на старую, общеизвестную истину: на войне к человеку отчего-то не вяжутся прежние гражданские хвори вроде насморка или радикулита… Блаженно откинулся, привалившись спиной к переплетению жестких корней, вытер лицо шапочкой, вкусно пахнущей спиртом и женской кожей. Выпустил густую струю дыма, окликнул: