След пираньи

Он встал, махнул Джен и подхватил рюкзак. Держась к сидящим вполоборота, отступил в чащобу, и, широко размахнувшись, бросил поодаль от капитана запал к гранате. Когда за деревьями уже не видно было алых пятен, перешел на бег. Джен не отставала. Описав небольшую дугу, они легли на прежний курс.

Особенных угрызений совести Мазур не испытывал. Он был профессионалом, моряком, к тому же прекрасно знал, сколько на свете возникает нештатных ситуаций, которые можно охарактеризовать избитой фразой: «Каждый сам за себя, один Бог за всех». Есть во флоте флажный сигнал, для понимающих жутковатый и зловещий — «Следую своим курсом». Случается, в бою или при торпедной атаке просто нет возможности застопорить ход и спасать качающихся на волнах людей, поскольку четкий приказ это недвусмысленно запрещает, у капитана другое задание, которое он обязан выполнять в первую очередь, что бы ни творилось вокруг. И тогда на мачте взвиваются флаги, составляющие звучащий смертным приговором сигнал, корабль идет, не сбавляя хода и не меняя курса — прямо по чернеющим в воде головам…

Глава двадцать первая Следую своим курсом

Настроение у него было мерзейшее — история незадачливого капитана настолько походила на его собственную, что хотелось взвыть от злобы на эту жизнь и эту страну, летевшую, такое впечатление, в бездонную пропасть, где внизу похохатывал кто-то черный и рогатый, а за спиной у него колыхались отблески багрового огня.

«А не рвануть ли подальше? — подумал он вдруг, удивляясь будничной простоте этой мысли. — Законно. Выйти в отставку, выправить визу на Украину… нет, туда даже визы не надо. Сесть на кораблик с “челноками”, добраться до Стамбула… а дальше и необязательно. С руками оторвут профессионала подводной войны, за которым не тянется хвост в виде сотрудничества с иностранной разведкой, выдачи военных секретов и прочих ужасов. Пожалуй, и гражданство получить можно. Со знанием языков, с хорошей профессией…» Нет, не выйдет. Непременно привяжутся спецслужбы, добрый десяток, у которых все они, начиная с Морского Змея и кончая Лымарем, давно значатся под всевозможными кодовыми номерами.

Он выругался вслух. Хотелось надавать себе оплеух за то, что вообще осмелился об этом думать и даже взвешивать все «за» и «против». Все от усталости. Но, мать вашу, что же должно было случиться в стране, чтобы верные офицеры Империи допускали для себя такой вариант даже в мыслях!..

— Он действительно офицер? — спросила Джен, успевшая к тому времени выслушать в кратком изложении отчет о происшедшем.

— Не сомневаюсь, — сказал Мазур. — Мы друг друга нюхом чуем, как собаки…

Показалось, она непременно отпустит какое-нибудь язвительное замечание о русских нравах. Мазур приготовился ответить откровенным хамством. Однако Джен, помолчав, вдруг сказала:

— Надо же, как похоже…

— На что?

— На то, что у нас в южных штатах случается с мексиканскими нелегалами, — задумчиво призналась она. — «Мокрые спины», слышал?

— Ага.

— Косяками идут через границу и попадают в лапы к предприимчивым ребятам. Конечно, до такого размаха — колючая проволока, частные тюрьмы — у нас никогда не допустят, но и общего больше, чем поначалу кажется…

— Ты детективы читаешь? — спросил Мазур.

— Изредка.

— Ле Карре?

— Только «Лудильщик, портной, солдат, шпион».

— Жаль, — сказал Мазур. — У него есть романчик с великолепным, я считаю, названием. «Зеркальная война». Если попадется, пробеги на досуге. Нет ни хороших парней, ни плохих. Есть отражение в зеркале. И не надо мне опять твердить про американские свободы и перечислять поправки к конституции, очень тебя прошу…

Она вздохнула, кивнула едва заметно. Хороший признак — с недельку назад обязательно бы устроила дискуссию на предмет безусловного превосходства американских свобод. Бледно улыбнулась:

— Чего доброго, ты меня скоро коммунисткой сделаешь…

— Ерунда, — сказал Мазур. — Чтобы тебя сделать коммунисткой, надо самому быть коммунистом, а я себя ни в чем таком не замечал… Просто ты у меня в конце концов накрепко усвоишь парочку простых житейских истин. Жизнь — это выбор наименьшего из зол. И не более того. Вот и вся премудрость, что бы там ни твердили философы с обеих сторон, отрабатывающие жирные гонорары.

— А как это согласуется с христианским взглядом на мир?

— Не знаю, честное слово, — сказал Мазур. — Наверное, плоховато согласуется. Вовсе даже не согласуется. Но я, с прискорбием должен признать, никудышный христианин. А ты?

— Аналогично, — пожала она плечами. — Отец меня водил к методистам, но мать вообще ни в какую церковь не ходила. А там и отец рассорился с методистами, но ни к кому другому не прибился… Как думаешь, хорошо это или плохо, что мы с тобой такие?

— А черт его знает, — сказал Мазур. — Я же тебе не гуру. Что, начала ощущать… — он помолчал, не зная, какое слово и подобрать. — Позывы?