След пираньи

Мазур поднял брови — капитан произнес это на английском, пусть и далеком от совершенства, безусловно не позволившем бы выдать себя за аборигена где-нибудь в Австралии или графстве Кент. Но все же это был довольно сносный английский, изучавшийся определенно не в рядовой советской школе.

Для проверки он громко сказал остальным по-английски:

— Сесть. Руки на колени.

Они моментально выполнили приказ — правда, только двое, а третий, по всему видно, всего лишь равнялся на товарищей, команды не понял.

— Имя, подданство, место жительства? — Мазур дернул стволом в сторону того, что поднялся первым.

Тот торопливо, где-то даже подобострастно ответил:

— Ван Ши-кай, господин офицер. Китайская Народная Республика, город Байцзы. По торговая делам пришел в Советский, родственник, которым здесь, никогда не шпион…

— Хэнь хао[22], — нетерпеливо сказал Мазур, знавший с дюжину китайских слов. Продолжил по-английски: — Довольно. Остальные?

— Остальный тоже китайца. Приходили по-через граница…

— Дома людей много-много-много, работа меньше… — вежливо щурясь, вмешался второй.

— Советски хороший, земли много-много-много, работа… Господин офицер, наша согласен сидеть в тюрьме сколько надо, посадите настоящая зона…

— Странное желание, — хмыкнул Мазур. — Что, согласны?

— Согласны, согласны! — горячо подтвердил китаец. — Посадите все настоящая зона, где государство…

— Помолчите пока, — сказал Мазур, повернулся к тому, кто назвал себя капитаном. Вспомнил, что безошибочный способ проверить кое-что все же есть. — Кто командовал дивизией в семьдесят девятом?

— Генерал-майор Ерпылев.

— Начальник штаба?

— Подполковник Семыко.

— Где он сейчас?

— Как это? Его ж в цинке привезли из Кунене…

Это уже было гораздо интереснее. Названный Жаксабаев говорил чистую правду. В семьдесят девятом, когда к гидроузлу в Кунене практически прорвалась мощная колонна бронетехники и под ударом отборных юаровских десантников рухнула кубинская линия обороны (а так называемая ангольская армия попросту улетучилась куда-то в небытие, учинив грандиозный драп), именно Тракайская дивизия была в пожарном порядке, при полной секретности выброшена навстречу. И показала потомкам буров, что почем. Правда, потери были такими, что не подходили даже под стандартно-обтекаемый термин «значительные». Как раз в те веселые времена Мазур и резался под водой с «тюленями» Ван Клеена…

— Вообще-то это ничего еще не доказывает, — сказал Мазур.

— Товарищ майор, ведите на объект! — заторопился Жаксабаев. — Я же не требую, чтобы вы мне на слово верили, пусть особый отдел разбирается, сколько положено. Должны же остаться копии всех документов в Москве… в военно-учетном… — он даже привстал. — Я одного прошу — доставьте в особый отдел, или в КГБ, как там оно теперь называется… Только в милицию не надо. Милиция тут ни при чем, но дело такое, что лучше в госбезопасность…

— Вы что, голубки, с каторги бегали? — спросил Мазур.

— Вот то-то и оно, что с каторги. С частной.

— Это как? — спросил Мазур. Перехватив жадный взгляд, бросил капитану зажженную сигарету. — Рассказывайте подробно, но не размазывайте.

— А может, сразу в особый отдел?

— Я здесь решаю, — сказал Мазур командным тоном.

— Есть… В общем, дивизию вывели из Литвы в чистое поле. И пошло расформирование — ну, не мне вам объяснять… Все рассыпалось за неделю. Ни техники, ни материальной части, ни самой дивизии, а какое было подразделение… Кол бы осиновый Меченому в жопу…

— Давай без лирики, — поторопил Мазур.

— Есть… Вызвали, сунули документы и объяснили, что я теперь вольный, как ветер. Семьи не было, я холостой, погулял немного по Туле, съел знаменитый пряник, посчитал оставшуюся денежку — как раз хватило на билет до суверенной Киргизии. Пришел в Министерство обороны, сначала обрадовались, сулили золотые горы и генеральские погоны, только эйфория быстренько прошла, и оказалось, что настоящая армия Киргизстану не по карману и не по зубам… Но послужить я там успел. Полтора месяца. Потом опять вызвали, опять сунули документы, объяснили, что снова свободен, только на сей раз по-киргизски, вот и вся разница… Ветерку хорошо, он жрать не хочет… А делать я ничего не умею. Кроме грамотного командования ротой разведки. Звали в охрану к одному баю, который в Чуйской долине ударными темпами поднимает сельское хозяйство…

— Конопельку сеет? — усмехнулся Мазур.

— Ее, родимую… Эти золотых гор не обещали, но в качестве аванса предлагали пачку денег толщиной с верблюжье копыто. Ну, отказался. Не хотелось как-то в «черные джигиты». И компания не та, и Советский Союз, прежде чем развалиться, напихал в голову всяких глупостей, из-за которых теперь болтаешься между небом и землей и не можешь через некий порожек переступить…

— Короче, — дружелюбно посоветовал Мазур.