След пираньи

Но они и сами уже услышали, притихли, как мышки, и две парочки по разным концам кузова затаили дыхание. Шаркающие шаги долго звучали вокруг грузовиков, возникая то справа, то слева. Потом в недолгой тишине Мазур явственно расслышал знакомый звук — щелканье отводимого пистолетного затвора. И забеспокоился не на шутку — если полезет искать, может завертеться такая карусель, с пальбой и мордобоем, что вся точка сбежится… Может, вырубить его? Но как это сделать незаметно для нежданных соседей?

Шаги немного отдалились. Раздался вопль:

— Щуренко!

— Щиренко, тарищ капитан! Внеплановый ремонт техники согласно приказа…

— Чьего приказа, мать твою?

— Сержанта Колымаева, тарищ капитан!

— О! А где эта сука?

— Кто, тарищ капитан?

— Сержант Колымаев где? Ур-рою суку… Что видишь?

— Пистолет системы Макарова, тарищ капитан!

— Ты колымаевскую смерть видишь, скворец!

— Так точно!

— С-смерть видишь?

— Так точн!

— Чью?

— Колымаевскую.

— Так достань мне эту суку из-под земли! Ну что стоишь, что? Бегом марш мне доставать Колымаева!

— Тарищ капитан! Тарищ капитан! — судя по голосу, бедолага Щиренко осторожненько отступал, то и дело оглядываясь. — Есть доставать…

— Бегом марш! Ну?

Застучали шаги. Отойдя на безопасную дистанцию, Щиренко рванул быстрее лани. Интересно, сколько пройдет времени, пока до капитана дойдет, что Колымаева ему никто доставлять не собирается?

— К-колымаев… — бормотал капитан, бродя вокруг машины. — На К-колыму… посмертно… Шлюха, нашла с кем тереться, с гандоном деревенским… — и из него хлынул такой поток эпитетов по адресу присутствующей здесь же парочки, что Мазуру захотелось вылезти и набить капитану морду.

Похоже, не ему одному…

— Вадька!

Поздно. По асфальту шлепнули босые ноги. Что-то металлическое громко упало, и над самой землей хлестнул выстрел — нельзя так ронять «Макарку» со взведенным курком…

— Вадька! — отчаянный женский визг рядом едва не оглушил Мазура.

Нет, похоже, никого не задело. Там уже орали, топчась — видимо, вошли в клинч:

— Кто гандон? Кто? Н-на! Н-на! (о кабину словно ударили тяжелым мешком) Н-на!

— Р-рота… бьют!

— Н-на!

— Вадька!

— Н-на, сука!

— Вадька, убьешь!

«Увезет, точно, — подумал Мазур. — Если уж на принцип пошло…» Слышно было, как от дверей гаража робко подают голос выскочившие первогодки:

— Тарищ капитан… тарищ сержант…

— Н-на! Командир завтра приедет похмельный — пожалуешься…

«Нежности во вкусе Ромео и Джульетты смешны, если они происходят в армейском пехотном полку», — по памяти процитировал Мазур. А драка тем временем продолжалась без малейшего вмешательства со стороны. Однако вскоре то ли отчаянно взывавшей Галочке удалось привести в разум нежного друга, то ли капитан уже пришел в столь плачевное состояние, что бить его дальше было просто противно. Сержант залез в кузов, ворча и матерясь, стал одеваться. Рядом, всхлипывая, возилась Галочка.

— Ох, а завтра…

— Да ни черта он не вспомнит. Как в тот раз. Пусть лежит…

— Замерзнет же…

— И хер с ним. Будешь молодая вдова, еще проще, с разводом проблем не будет…

— Ох, Вадька…

— Все, исчезай. Старлей бежит…

Она перелезла через борт и растворилась в ночной тиши.

— Что такое?

— Да ничего такого, — все еще остывая, пробасил сержант из кузова. — Капитан опять нажрался, шпионов под машиной ловил. Панажрался, шпионов под машиной ловил. Палить начал, да споткнулся, упал. Очнулся — гипс…

— Хорошо он падал…

— Да уж как повезло…

— Колымаев!

— Что — Колымаев? Я ж ему не нянька.

— …твою! Тебя сколько можно покрывать? Земляк хренов! Погоди до дембеля, хоть трех баб увози…

— Толя, так все путем. Не вспомнит. Пусть похмельную головенку поломает, откуда нагар в стволе… Ты ему скажи, что повара вчера по пьянке хлопнул, а?

— Пошел ты… Щиренко! Возьми двоих, волоките капитана на квартиру. А ты исчезни, Ромео. Ладно, я Лидке скажу, пусть ей у нас постелит… все, разошлись!

«Родная армия, — умиленно подумал Мазур, когда вокруг настала совершеннейшая тишина. — Земляк за земляка, да здравствует любовь…» Но ясно уже, что искать в этом заведении кого-то, кому можно доверить свою тайну или просто попроситься на легальный ночлег, повертев удостоверением, — дело чреватое. Рискованно связываться с этой махновщиной в каком бы то ни было качестве.

Он достал процессор, нажал несколько кнопок. Экран зеленовато фосфоресцировал во мраке.

— Кончилось? — шепнула Джен.

— Сдается мне… Много поняла?

— Почти все, наверное… Это кто, муж? Или ревнивый соперник?

— Ревнивый муж, — сказал Мазур. — Все легко узнаваемо, а? Какого черта мы с вами друг друга ракетами пугали полсотни лет, если этакие вот сцены из жизни без перевода понять можно…

— А дальше?

— Ты про них или про нас?

— Про нас.

— Сейчас поедем, — сказал он. — На этой самой машине. Нам и сотни километров не придется одолеть, авось проскочим… Есть тут пара дорог, хотя, боюсь, поплутать придется…

— На этой?

Мазур хмыкнул:

— А что, опасаешься проверки у ворот или военной полиции? Или поняла, что нравы здесь самые непринужденные?

— Поняла…

— Тогда пошли в кабину.