След сломанного крыла

Рани слышала, как ее братья говорили о школе, о предметах, которые они изучали, и об играх, в которые там играли. Они приносили домой книги, которые она мечтала прочитать, но не знала как. Рани долго умоляла старшего брата научить ее читать, и он дал ей несколько уроков. Дальше она училась сама. Она тайком выносила книги из дома и в те недолгие минуты, когда оставалась одна и не была занята хлопотами по хозяйству, проглатывала столько глав, сколько успевала. Когда братья повзрослели, их книги стали более сложными. Они рассказывали о местах, где Рани никогда не была, о странах, которые она мечтала посетить.

После приезда в Соединенные Штаты постоянная незащищенность Рани по сравнению с женщинами, уверенными в своей карьере и положении в доме, заставила ее посмотреть на все по-иному. Будь то телевизионные передачи или реальная жизнь, Рани наблюдала за американками, словно соглядатай. Ее восхищали достоинство, с которым они держались, и их наряды. Ей хотелось знать, каково это — самой нести за все ответственность. Каково быть тем, кто принимает решения, кто мостит дорогу для нее и ее дочерей, для их будущего, а не получает все в готовом виде?

Она никогда не рассказывала о своих желаниях. Не откровенничала даже с женщинами из общины, которых называла своими подругами, опасаясь их реакции. Со временем ее мечты таяли. Но несколько месяцев тому назад, в день рождения Сони, она воскресла вновь; ей даже не надо было ничего решать, ей просто следовало идти до конца.

После ухода Сони из дома у Рани не было причин отмечать ее дни рождения. Этот, как и остальные, прошел тихо, от тишины в доме даже звенело в ушах. Брент сидел в своем любимом кресле и читал газету. Глаза начали доставлять ему неудобства: это был побочный эффект диабета, разрушающего его организм. Врач прописал ему капли, но он всегда пользовался «Визином», чтобы снять покраснение в глазах.

— Рани, — позвал он жену, не желая вставать сам. — Принеси мне мои глазные капли.

Обычно Рани спешила выполнить его просьбу, но этот день дался ей нелегко. Еще год без ее младшей дочери.

— Ты скучаешь по ней? — спросила Рани, стремясь заполнить пустоту.

— По кому? — спросил Брент, даже не взглянув на нее.

— По Соне, — с горечью ответила Рани. — По нашей дочери.

Брент явно оживился при этом вопросе и опустил газету.

— Почему ты меня спрашиваешь об этом именно сегодня?

Потрясенная Рани уставилась на него:

— Сегодня ее день рождения.

Рани оставила Соне голосовое сообщение, но, в отличие от предыдущих лет, Соня не перезвонила. Звук ее голоса смягчал сердечную боль, и сегодня мать лишилась даже этого утешения. Она пыталась позвонить еще два раза, но никто не ответил.

До Брента наконец дошло, о чем говорит жена. Но он не придал этому значения и снова уткнулся в газету.

— Она сама выбрала себе дорогу, Рани.

Ярость пронзила ее, и она вырвала газету у него из рук. Она видела, как в нем закипает гнев, и знала, что подлила масла в огонь. Может быть, Рани искала ссоры — чего-то такого, что привело бы ее в чувство, поскольку она самой себе казалась полуживой.

— Ты снова и снова говоришь, что рождение Сони было ошибкой, — уйдя из дома, младшая дочь унесла с собой часть Рани. — Ты не оставил ей выбора.

— Ты думаешь, она ушла из-за меня? — Брент качает головой. — Она услышала от тебя правду — ты ее не хотела рожать. Вот поэтому она и ушла.

Иногда Рани чувствует себя, как маленькая рыбка в огромном океане. Она зависит от воли волн, каждая большая волна относит ее все дальше и дальше, но ей надо выжить. Рани не может не согласиться со словами Брента: она сама оттолкнула свою дочь. Она ничего не смогла дать Соне, потому что ее самой оставалось так мало. Но, сказав своей дочери, что она была нежеланна ей, и не объяснив почему, она действительно вынудила ее уйти.

— Я сделала это, чтобы спасти ее, — наконец говорит Рани. Ей необходимо произнести это вслух. — Ты бы уничтожил ее, если бы она осталась.

Брент повернулся, внимательно посмотрел на нее, а потом разразился смехом:

— Так вот что ты придумала? Заставила свою дочь ненавидеть тебя? Когда Соня предпочла фотографию праву, я понял, что она действительно глупа. Теперь я вижу, в кого, — дав понять, что разговор окончен, он указывает ей на кухню и напоминает: — Мои капли, Рани. Мне трудно читать.

— Да, — сказала Рани. Мысли роем завертелись у нее в голове. — Тебе нужно лекарство для глаз. Если ты ослепнешь, как же я смогу видеть?

Триша

Я сижу на диване, положив ногу на ногу, и жду. После душа я надела слаксы и блузку. Дом притих, будто он уже принял свою судьбу и скорбит о потере. Скорбит о семье, которая так и не сложилась. Я думаю, Эрик продаст его. Или будет жить в нем в надежде заполнить его когда-нибудь детьми, которые ему так нужны. Мысль об Эрике, обнимающем другую женщину, заставляет мое сердце сжаться. Он был моим так долго, что я не могу представить его чьим-то еще. Но я знаю, что когда-нибудь это случится. Я не могу помешать этому. Я отказалась от права на Эрика, когда поставила спираль.