След сломанного крыла

«Ты единственная, кого я люблю», — шепчет голос, и чья-то рука скользит по ее плечу.

— Все кончено, — говорю я стараясь одновременно оттолкнуть от себя и Эрика, и воспоминание. Я трясу головой, желая отделаться от видения. Но оно не отпускает меня, не дает передышки. — Это больше не имеет значения.

— Что «это»? — Эрик явно сердится, потому что не понимает.

Она бредет по темному коридору. Никто не отзывается на ее тихие, отчаянные стоны. Они наполнены ужасом и болью. Она бьет кулаками о стену, пока не разбивает их в кровь. Она дотрагивается то до одной двери, то до другой, не понимая, где находится. Все знакомое стало чужим, сам дом стал ей чужим. Одна дверь оказывается незапертой, она рывком открывает ее и обнаруживает чулан для белья. Она оставляет дверь открытой и ищет следующую, потом следующую, пока не попадает в темную спальню. Она падает на пол, измученная поисками пристанища. Закрыв лицо руками, она плачет. Рыдания эхом отдаются у нее в голове.

— Триша? — голосок Сони пробивается сквозь звук рыданий, ее руки обнимают Тришу. В каждом ее слове звучит страх. — Что случилось? Почему ты плачешь?

— По крайней мере, ты можешь объяснить мне? — спрашивает Эрик, возвращая меня к настоящему. По лицу у него ходят желваки. — Ты знала о моем прошлом, о моем одиночестве… Почему ты не хотела ребенка?

— Потому что дети всегда страдают, — наконец отвечаю я, и правда обжигает меня.

* * *

Я сижу в машине с выключенным мотором перед маминым домом. Я смотрю на парадную дверь целую вечность, так как очень боюсь войти, но еще больше боюсь не войти. Меня преследуют мысли, они истерзали меня. Я стараюсь прогнать их, но они отказываются уходить. «Сейчас, — говорит голос. — Пора». Я трясу головой, но время — не мой союзник, иначе у меня было бы его больше.

Наконец я выхожу из машины. Металлическая коробка больше не может служить мне убежищем. Я не пользуюсь своим ключом, дом внезапно кажется мне чужим. Я нажимаю на звонок и жду, в уверенности, что Соня дома. Я звоню снова и снова, мои пальцы надавливают на кнопку звонка.

Когда разгневанный Эрик покинул дом, я тоже села в машину, оставив все упакованные коробки в прихожей. Я чувствовала, что он наблюдает за мной из окна своего автомобиля. Его любовь ко мне превратилась в ненависть; это две стороны одной медали — каждое чувство оборачивается своей противоположностью. Я поехала прямо сюда. Я нуждаюсь в ответах и уверена, что дать их может только Соня. Она должна помнить то, чего не помню я. Мне кажется, я вижу ее сидящей на моем диване, когда она пришла попрощаться. «Он разыгрывал любящего отца. А ты позволяла ему». Я мысленно повторяю ее слова, а ее глаза ищут в моих хотя бы след воспоминания.

— Триша? — Мама открывает дверь. — Что ты здесь делаешь, бети?

Она отступает назад, чтобы дать мне войти, но я приросла к месту.

— Соня дома? — мои руки дрожат. — Мне нужно поговорить с ней.

— Нет, — отвечает мама и внимательно смотрит на меня. — Что случилось, бети?

— Когда она будет дома? — Солнце вот-вот зайдет. Начинают гудеть комары. В детстве я всегда была их излюбленной жертвой, моя кожа опухала от их укусов.

— Это потому, что ты такая сладкая, — говорил папа.

Мама берет меня за руку и ведет в дом. Я позволяю ей это, так как слишком слаба, чтобы идти сама.

— Она скоро придет. Пойдем, выпьем по чашке чая, и ты расскажешь мне, что случилось.

Мне хочется рассмеяться. Это ее решение всех вопросов, словно чай может прекратить все несчастья в мире. Но разве я не делала то же самое? Разве я не предложила Соне чашку чая, когда она пришла попрощаться? Разве я не положила пакетик концентрата для горячего шоколада в подарочную корзину Джии? Хотелось бы мне знать, какие еще привычки я переняла у мамы. Когда я стала ее отражением и папиным созданием?