След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

– Его Могута зовут. Кормчий говорить стал, только когда я ему нож под бороду подсунул, – сообщил вой Малюта. – Он сначала не испугался, даже насмехаться надо мной стал, пока кровь на грудь не потекла, но, когда я сказал, что послан князем Войномиром, и князь запретит его лодье входить в порты острова, а если застанет его в Штржелово, то прикажет лодью сжечь, Могута согласился отвечать, и велел спрашивать. Оно понятно. Жизнью такие люди не дорожат, но за лодью свою боятся. Я спросил, куда плавали с Колльбьерном. Могута, оказалось, даже имени боярина не знает. Слышал только, как слуги называли его боярином, и все. С Колльбьерном было трое слуг. Но платил боярин честно, хотя и без излишков. Они плыли позади пяти драккаров, на которые сели люди в Штржелово. Догнали быстро, пользуясь своей скоростью на ветру[138], но приближаться не стали. Обычно лодьи бывают наняты торговыми людьми, и соседства драккаров избегают. Это нежелание приблизиться на драккарах так и поняли. И спокойно плыли. Лодки больше, чем наполовину обогнули остров, обогнули Аркону, прошли по проливам, и дальше драккары, как сказал кормчий, могли только в бухту Ральсвика попасть. Там, говорит Могута, всегда много судов стоит. Но боярин идти за ними не велел. Приказал проплыть мимо входа в бухту, развернуться, и плыть назад. И уже мимо Арконы плыть не захотел, дальше Руян в закатной стороны обогнули – так короче, и вернулись в Штржелово. А потом, когда вернулись, там боярин за первую поездку расплатился, и велел его снова ждать, чтобы в Ральсвик доставить вместе со слугами. У него дом там, как кормчий понял. Так и уплыл. Опять с закатной стороны поплыл. Мы еще за боярином Мниславом проследили. Этот на паром сел, и на остров уплыл. Через три часа после Колльбьерна. Не очень торопился. На пароме к нему присоединилось три десятка невесть откуда взявшихся стрельцов. С берега пришли, словно в камнях прятались, ждали. Вышли уже после того, как боярин сам на паром сел. Ведут себя, как охрана. На переднем борту в строй встали. Словно на островном причале их опасность поджидает. Стрельцами командует человек в рогатом шлеме. Рога наполовину красной краской измазаны, как свежей кровью. Даже потеки есть. Я в детстве выдел, как дикий тур охотника рогами запорол. Так же, помню, кровь по рогам стекала.

– Или норвег, или дан, – сделал вывод князь-воевода. Свеи рога краской редко пачкают. Да у них и шлемы-то рогатые реже носят. Предпочитают другие, разукрашенные, как у франков, с золочением. Рядятся, как… как бабы…

– Не скажи, княже… – возразил воевода Славер. – Я на постоялом дворе с одним таким разговаривал. Тоже в рогатом шлеме, и рога крашеные. Но, оказалось, наш, славянин, из вильцев[139], что в земле лютичей живут. Разговорились слегка. Так-то он не шибко разговорчивый. Но чужого человека просветить не отказался. Оказалось, вильцев на острове много. Еще больше рядом, в самом княжестве лютичей. Я вообще-то от знающих людей слышал, что в сече это не люди, а скалы. Их строй невозможно с места сдвинуть. Такие неуступчивые и неустрашимые, что драться с ними сложно.

– Сложно, но – можно, – изрек князь-воевода Дражко. – Мы с ними часто воюем. В войне они хороши, слов нет. Но всякое бывало. И мы их побеждали, и они побеждали нас. Люди, как люди. Характером, в большинстве своем, не обижены, хвалю. Но и на нас не только воду возят. Мы тоже воевать умеем. А что за вой там был? Откуда взялся?

– Островитянин, как я понял. Что-то он говорил про жену и детей в Арконе, которых давно не видел. Ждал, когда дела в Штржелово закончатся, тогда к семье и отправится. Скучает…

– Что за дела, конечно, не рассказал…

– А кто же умный рассказывает…

– Тоже верно. Но тебе самому как показалось, к тем тремстам воям, что на драккары в порту садились, он отношения не имел?

– Мне показалось, не имел, – твердо сказал воевода Славер. – Когда при нем разговор о них зашел, вернее, о женщине, которую на щите принесли, Олель никак не отреагировал.

– Олель – так его зовут?

– Да. Он десятник. Десятник Олель. Только я так и не понял, какого полка. Здесь он ничего не сказал. Я не настаивал с вопросами, чтобы не надоесть. Думал, еще пару дней его потихоньку порасспрашивать. А вот пришлось уехать раньше.

– Десятник – не сотник. Десятника назначить может даже сотник, не говоря о хозяине дружины. Это сотник – уже другое дело. Сотника назначить может только князь. Сотник считается уже придворным званием.

Славер густо покраснел лицом, вспомнил, что поставил сотником своей волей простого воя, даже не бывшего никогда десятником – Волынца. И князь Войномир заметил смущение своего воеводы. Понял, в чем дело, и тут же поспешил поправить свое высказывание:

– Разве что, кроме каких-то особых обстоятельств. Например, когда князя рядом нет, и он не может своего решения высказать. Но тогда следует тоже быть уверенным, что князь возражать не будет.

Это послужило слабым, но все же утешением.