След Сокола. Книга третья. Том первый. Новый град великий

План строительства нового города был представлен князю Бравлину утром. Князь не пожелал смотреть его в одиночестве, и велел позвать княжича Гостомысла, который в своем доме, вернее, в чужом доме, где ему с семьей временно выделили жилье, дожидался, когда ему доложат результаты заседания посадского совета, состоявшегося ночью. Как Гостомысл и намеревался, ни на кого из посадских советников с его стороны давления оказано не было. Никого из них он не пытался «купить», и даже для беседы никого не призывал к себе. Противники княжича, скорее всего, этому не удивлялись, считая, что Гостомысл, как когда-то его отец князь Буривой, не сомневается в решении посадского совета. Но Буривой, как князь, присутствовал на заседаниях, и ему не находилось желающих возразить. Гостомысл, как княжич, присутствовать там права не имел. И потому сторонники сближения с Русой или просто подкупленные соседним городом, чувствовали себя уверенно. Но там, на совете, видимо, тоже не все пошло гладко, и нашлись, видимо, люди, которые стояли за преемственность власти или же они были просто патриотами своего города. Как доложил Гостомыслу сотник стрельцов Русалко, что выставил людей для наблюдения со стороны, на совете была даже драка между советниками и их людьми. Перебили в драке даже окна на верхнем этаже терема, и потому перебрались потом в гостиную на первом этаже. Но драку разняли, и заседание совета продолжилось до утра, и завершилось только после рассвета. Но почему-то никто не спешил доложить результат Гостомыслу.

Сотник Русалко был в курсе дела, которое обговорили и порешили между собой князь Бравлин и княжич Гостомысл. Своего мнения, естественно, по этому поводу не высказывал, тем более, что его никто и не спрашивал, но продолжал слушаться Гостомысла, поскольку входил в его полк, перешедший к княжичу от младшего брата. Но и к князю Бравлину молодой сотник стрельцов не стал, кажется, относиться хуже. Не как многие из воев-словен. Гостомысл сам попросил Русалко разнести весть о договоренности среди словенских полков. И объяснил суть принятого решения. Русалко весть разносил. Но не все воспринимали ее одинаково. Было много таких, кто готов был за своего княжича в сечу пойти, будь у Бравлина хоть втрое больше воев. И сотнику стрельцов пришлось многим разъяснять суть вещей. И это переводило на Русу еще одно обвинение.

Гостомысл ждал визита самого боярина Самохи, который пока и замещал погибшего Лебедяна, хотя его никто на это и не уполномочивал. Но не дождался, и поспешил на зов Бравлина. Однако дворовым людям все же наказал:

– Из посадского совета прибегут, посылайте сразу ко мне. Я у князя Бравлина буду…

– Обязательно, княжич…

И сам Гостомысл пешком отправился к князю, которого устроили жить на той же улице, где, в основном, стояли большие богатые терема словенской знати, и в этих домах всегда было место для приезжих. Бравлин поместился там вместе со своими секретарями и помощниками, и двумя дочерьми, оставшимися незамужними. Пройти предстояло всего четыре дома, значит, можно было и коня не седлать. И Гостомысл только распорядился, чтобы оседланного коня ему привели туда, в княжескую конюшню.

Князь находился в своей рабочей горнице, которую звал почему-то библиотекой, в окружении многих людей. Гостомысла, видимо, узрев его в окно, встретил сотник Заруба, хорошо княжичу знакомый, и без доклада провел в Бравлину. В горнице было, на вкус княжича, плохо протоплено, но ни сам князь, ни его окружение на это не жаловались. Гостомысл уже давно заметил, что Бравлин Второй не любит жаркие дома, и никогда не садится близко к печке, предпочитая сидеть ближе к окну. Его приближенные старались подражать своему князю, и тоже не сильно топили в своих домах. Даже в палатках воев, где стояли перевозимые в санях металлические печки, наподобие тех, что кормчие ставили в своих лодьях и драккарах, только меньше размерами, бывало холодновато, хотя чем топить всегда было. Но, как князь любил прохладу, так же старалась любить ее и княжеская дружина.

Гостомысл уже заметил некоторое охлаждение отношений между дружиной словенской и дружиной вагров. Виной всему, видимо, были разговоры Русалко, инициатором которых стал сам Гостомысл. И, во избежание осложнений, которые всегда бывают на вече, княжич послал большой полк под командованием воеводы Военега в Бьярмию, с приказом привезти княжескую казну. Такой приказ оправдывал и большое количество воев сопровождения. Мало ли, русы снова напасть надумают. Сболтнет кто лишнее, слух поползет. Казну следует защитить, и доставить в строящийся заново город. Без этих денег город не построить. Там сам Гостомысл людям говорил.

Военег был надежным воеводой. На него можно было возложить груз ответственности.