След торпеды

— Врешь! — вырвалось у Акима. — Ты!.. Ты!..

Петр вздрогнул, отступил в сторону. Отец крикнул ему прямо в лицо:

— Ты шпион, Петька!

— Что? — Петр подошел к отцу вплотную. — Кто я, батя?

— Брось, Петька, дурить!

— Нет, ты, батя, скажи, кто я такой. Скажи! — И он больно сжал отцу плечо.

— Шпион ты! Вот кто! — выдавил Аким и сам удивился, как четко, без дрожи в голосе произнес эти страшные и для него, и для сына слова. Едва он поднял голову, чтобы взглянуть в глаза сыну, как ощутил удар кулаком в переносицу. Речка, небо, серпастая луна — все закувыркалось, заплясало в глазах. Падая, он услышал угрозу Петра:

— Убью, если скажешь еще хоть слово!

Аким упал на сырую, прохладную землю, упал спиной, ударился затылком так, что перед глазами пошли синие круги. Но он и слова не обронил. «Вот ты какой!» — горько вздохнул Аким. И ему стало обидно до слез. Он до крови закусил губу и сказал себе: «Негоже нюни распускать! На фронте слез у меня не было…»

— Ну, чего глядишь на меня волком? — рявкнул Петр. — Вставай! Сам виноват…

Аким с минуту лежал на земле. Ему показалось, что, когда он упал, в его душе что-то треснуло, надломилось, и та боль, которая охватила его в милиции, а потом поутихла, вновь вспыхнула в его душе жарким огнем. Первое, о чем подумал Аким, схватить ружье. Оно заряжено… Только нажать курок.

«Нет у меня сына, а есть враг…» — с тяжкой, ноющей болью в груди подумал Аким. Ружье заряжено, только нажать курок… Но едва вспыхнула в нем эта мысль — и тут же угасла. Она показалась Акиму страшной. Поднять оружие на родного сына… Нет, это свыше его сил. Петр стоял рядом, прищурив глаза. Он с презрением смотрел на отца, неуклюже поджавшего под себя ноги.

— Чего развалился? — рявкнул Петр. — Вставай!..

В голосе сына прозвучала едва скрытая злость. Аким даже вздрогнул, словно его ударили плетью. В эту минуту он страшно испугался — а вдруг не хватит сил подняться с земли? Лет ему уже немало, да и силенок поубавилось. Аким пока не решил, как ответить на такую дерзость сына. Но он знал твердо — отныне дороги у них разойдутся здесь, у глубокой и холодной реки. И чтобы хоть как-то успокоить себя, он поглядел на сына и, смеясь, сказал:

— Рука у тебя не жилистая — мягкая, потому как один только зуб во рту надломился. А я в твоем возрасте однажды в бою так фрица тяпнул, что все передние зубы ему переломал.

Петр едва сдерживал в себе накипевшую злость: надо торопиться, чтобы поскорее добраться к железной дороге. Небось Коршун там сам не свой — где Серый, куда исчез?..

— Ладно, батя, вставай, — Петр подошел к отцу, протянул ему руку. Но Аким отстранил ее. Он вытер платком кровь на лице. Петр так ударил его, что лопнула нижняя губа, правая щека мигом вспухла.

— Ну, спасибо, сынок, уважил ты меня. — Аким поднялся, стряхнул с брюк сухую солому и, глядя на сына, добавил: — Зря бьешь, а то я могу и обидеться. А кто тебе достанет лодку? Река широкая и глубокая, ее вплавь не осилишь… Ладно, я тебе достану лодку. Ты побудь здесь, а я пройду к вербам, вон там, в ста метрах, видишь? Там стоит лодка деда Потапа.

Петру неожиданно стало жаль отца, он сказал:

— Вредным ты стал, батя. Я не хотел тебя бить, но ты вредным стал… Мне противно было слушать твою болтовню. Зачем ты лезешь в мою душу? Мне уже скоро тридцать, и я сам решаю, где мне хорошо, а где плохо жить. Да, у меня есть деньги, есть оружие… Ну и что? Значит, так надо. Я давно уже не тот штурман, каким был. Я совсем другой человек. Там, на море, я сам курс судна выбирал, теперь мне его дают другие. Я заехал домой на один день, чтобы повидать тебя, сказать, что я не утонул в ту ночь. Я — живой. А где жил эти три года, что делал и почему оказался здесь — это тебе знать не надо. Ну, иди за лодкой.

Аким шагнул вперед и остановился.

— Чужой ты, чужой… Сердце меня не обмануло. Но бог с тобой. Живи как хочешь. Только с собой в могилу я тайну о тебе не унесу. Тут мне решать, как быть.

— Ладно, решай, — усмехнулся Петр. — Подавай лодку, потом решай. Я тороплюсь…

Аким причалил лодку к самому берегу. Петр сел, чемодан поставил у ног. Попросил отца:

— Греби, да чтоб тихо…

Не зная почему, Аким сказал:

— Ты бы в дорогу попроще оделся. Костюм-то новый, с иголочки!

— Другой нельзя. На море меня ждут, батя. Там такой корабль, что на его борт надо подниматься во всем белом. На таком корабле, батя, ты не служил. Нырнет на глубину, как акула. И никто поймать его не сможет, даже твой Игорь Марков. Кстати, он уже командир сторожевого корабля «Алмаз». Можешь его поздравить.

— Ты видел его?

— А тебе зачем это знать? — Петр усмехнулся, оскалив белые ровные зубы.

Аким перестал грести и, глядя на черную маслянистую воду Зорянки, тихо обронил:

— Его отец погиб вместе с кораблем.

— Что? — захихикал Петр. — Батя, не сочиняй сказки.

— Сказки? — вспылил Аким. — Ох и гусь ты, Петька! Я Маркова-старшего получше тебя знаю. Плавал вместе с ним. Потом его назначили на тральщик командиром. В него фашистская субмарина всадила торпеду. Взрыв — и тральщик ушел под воду. Погиб весь экипаж. Только боцман чудом уцелел. Погоди, как его фамилия?