След торпеды

— Как чего? — удивленно развел Кольцов руками, делая вид, что вопрос боцмана поставил его в неловкое положение. Заметно волнуясь, он добавил: — Ягоды собирать… Ну, воздухом свежим подышать. Словом, отдохнуть.

— Ягод я тебе на судно притащу, — холодно отозвался боцман.

У Кольцова на душе заныло, и он прямо, без всяких намеков заявил:

— Стало быть, не доверяете?

Боцман молча подошел к двери, открыл ее, выглянул и, убедившись, что никого нет, тихо сказал:

— Я с тобой без опаски. И зла не желаю. Да ты садись, молодняк! Дело одно хочу тебе поручить. Обмозгуешь — считай, денег мне не должон.

— Сделаю все как надо, — заверил рулевой. — Вот только я, как бросим якорь, схожу на почту, отправлю матери перевод, а уж тогда в вашем распоряжении.

— Добро! — боцман потер руки. — Буду ждать тебя на судне. Только Лене ни слова, а то девка еще проболтается — и капитан даст мне по зубам.

На палубе, где рыбаки чинили трал, Сергей увидел Лену. Она о чем-то оживленно беседовала со штурманом. Тот, лихо сдвинув фуражку набекрень, умиленно слушал ее, изредка восклицая: «Ах, Леночка, ради вас я даже на клотик полезу!» О чем они там говорят? И почему Лена косит глаза в его сторону? Постояв с минуту на палубе, Сергей направился к камбузу, где кок чистил картошку.

Кольцов задержался у камбуза, так, для отвода глаз, спросил, будет ли на ужин жареная картошка, а сам взглянул в сторону бака. Лена что-то сказала штурману, помахала ему ручкой и побежала к радиорубке. Когда она поравнялась с Кольцовым у камбуза, Сергей с улыбкой бросил:

— Чао!..

Лена остановилась:

— Зайди ко мне в радиорубку.

— Мне ходить туда запрещено.

— И все же зайди… Так надо… Ну, чего пялишь глаза? Я жду.

Не успела Лена принять прогноз погоды на следующие сутки, к ней пришел Кольцов.

— Ну, чего тебе? — спросил он, садясь на стул-вертушку.

Она сняла с головы наушники, выключила радиоприемник и только тогда посмотрела на него, мягко улыбнулась. Кольцову так и хотелось сказать ей: «Ты, пожалуйста, мне не улыбайся, тебя любит Степан, и ты его любишь. Но чует мое сердце, что твоей свадьбе не бывать. Нет, она, возможно, и будет, но только не в эти дни. Я не могу тебе сказать, когда именно, но только не в эти дни».

— Я к твоим услугам, Лена, — вновь повторил Кольцов, не догадываясь, зачем она позвала его, да еще рискует получить от капитана взыскание.

— Я хочу твоего совета, Сережа, — мягким голосом сказала Лена, отбрасывая со лба метелки темно-каштановых волос.

— Интересно, — улыбнулся Кольцов. — То жаловалась капитану, что я чуть ли не нахально лезу в радиорубку, а тут сама пригласила. А может быть, передашь радиограмму моей невесте в Ригу?

В глазах Лены вспыхнули злые искорки, и она сдержанно заговорила:

— Ну а еще что? Это намек на боцмана? Да, я передала его радиограмму сестре. Ну и что?

Стараясь не обидеть Лену, Кольцов сказал, что она допустила грубое нарушение.

— Кто тебе сказал?

— В училище нам объясняли. Ну, ладно, что у тебя, говори?

Она долго молчала, наконец сказала, глядя не на него, а куда-то в сторону иллюминатора:

— У боцмана почему-то два радиоприемника «Селга».

Кольцов от неожиданности затаил дыхание. Лена по-прежнему глядела куда-то в иллюминатор.

— Это все? — спросил Сергей.

— Да.

— Ну и что же, если два радиоприемника? У меня, например, два магнитофона…

— У меня тоже два магнитофона, но разные. У тебя, надеюсь, тоже разные?

— Да… То есть… — Кольцов сделал паузу. — Ну а почему ты сказала мне, а не капитану?

— Так, значит, надо…

Потом Лена вдруг спросила:

— Скажи, а зачем ты брал «Селгу» боцмана, когда тот стоял на вахте?

Кольцов покраснел:

— Ты что?

— Эх ты, трусишка! Ладно, я боцману не скажу. Но чужих вещей ты не бери. Я ведь знаю, зачем ты брал «Селгу». Сказать?

— Ну?

— Поменял батарейки.

Кольцов готов был расцеловать ее за то, что подала ему прекрасную мысль. Однако он сдержался и, сделав виноватое лицо, слукавил:

— Ты угадала. Моя «Селга» еле пищит. Разрядились батарейки. Вот я и поменял у боцмана. Ты не говори ему, ладно? А то заругается.

Он смотрел на нее с такой надеждой, что Лена даже смутилась.

— Я умею хранить тайну, — сказала она и тут же добавила: — Скоро я выхожу замуж. Будешь на моей свадьбе?

— Если пригласишь, — Кольцов шутливо тронул ее за нос. — А ты чего это свои сердечные дела мне открываешь?

— У меня нет от тебя утаек.

— Да? — тихо произнес он. — Ну добро…

Кольцов ушел, а Лена осталась в радиорубке. Она достала из стола фотокарточку Степана и, глядя на нее, мысленно заговорила с ним: «Ну как, любишь? Эх, Степушка, извелась я по тебе, скорее бы с моря вернулся».

Месяц тому назад, когда судно стояло в бухте, Степан приезжал к ней. Вечер провели вместе. Она рассказала ему, как они рыбачили у Алеутских островов, как однажды ночью в шторм ей пришлось связываться по радио с берегом: на судне заболел механик и его надо было срочно оперировать. Он слушал ее не перебивая, слушал и глядел на ее раскрасневшееся лицо, томные глаза — и грусть была в них, и печаль, и невысказанная тревога. А когда уже прощались, он взял ее за руку и, глядя ей в лицо, сказал:

— Я люблю тебя, Лена…