Марков с минуту молчал и, судя по тому, как недобро хмурил брови, как нетерпеливо ерзал в кожаном кресле, был явно расстроен; он полагал — обменяется двумя-тремя фразами с комбригом, и делу конец — ведь подробный доклад он уже сделал! Но, выходит, ошибся. Громов, как понял теперь Марков, настойчиво искал «слабое звено».
— Иное поражение считается победой, — улыбаясь, сказал Марков и уже без улыбки добавил: — Корабль выполнил возложенную на него задачу, и я считаю, что…
— Что вам полагается вручить медаль за доблесть? — усмехнувшись, прервал его комбриг. Он глядел на Маркова с прищуром, его серые лучистые глаза светились укором, и Марков почувствовал, как к его лицу хлынула кровь. Он был зол на себя, произошло то, чего он никак не ожидал. Мог покаяться перед комбригом, но едва подумал об этом, как бросило в жар. Нет, не в его натуре каяться. Пусть будет все так, как решит комбриг. Марков вдруг подумал: всему виной — он сам. Мог бы не пренебрегать докладом акустика, даже если тот ошибся. На то ты и командир, чтобы выявить истину, а не бурчать на подчиненных. Марков и теперь жил дозором, ощущал на своем лице стылый ветер моря, казалось, что по щекам катились горошины брызг.
— Задачу свою корабль выполнил, но с частичной утратой бдительности, — вновь заговорил комбриг. — И причина тут одна — ваш тактический просчет. Я уже не говорю о том, что командиру положено проявлять разумную инициативу, с учетом создавшейся ситуации мыслить в тактическом плане, держать все нити управления кораблем в своих руках.
— Это, бесспорно, так, — поддакнул Марков, ощущая на себе холодный взгляд комбрига.
— Вот-вот, а вы даже не объявили на корабле боевой тревоги, когда акустик доложил о шуме винтов подводной лодки. Вот он, ваш просчет! Что, разве не ясно? А ведь в таких ситуациях уровень бдительности, как и уровень напряженности в действиях моряков, должен быть максимальным, — густым голосом добавил Громов. — Так-то, Игорь Андреевич, и не крути носом, а мотай на ус. А теперь рассказывай все по порядку. Это очень важно.
Пока Марков говорил, Громов курил, стоя у карты. Со стороны казалось, что капитан 1-го ранга думал о чем-то другом, но это далеко не так. Громов чутко ловил каждое слово командира «Алмаза», по ходу доклада анализировал данные. Правда, в душе был раздражен, хотя внешне казался спокойным. Его огорчило, что Марков по существу повторил лишь то, о чем уже говорил; правда, он все же признал, что в дозоре поступил неосмотрительно, тут же заметив, что увлекся судном. Пока он говорил, комбриг неторопливо и раздумчиво прохаживался по кабинету, заложив руки за спину. Но едва Марков умолк, он резко обернулся. На его лице застыло выражение суровой сдержанности, которое обычно замечается у людей, прошедших тяжкими дорогами войны.
— Значит, проявили неосмотрительность, так? — ехидно спросил комбриг. — Ну, спасибо, хоть это признали. На войне такое дорого обходится. Да что я толкую, не понять вам… — угрюмо обронил комбриг, глядя куда-то мимо Маркова.
— Чего не понять, товарищ капитан первого ранга? — набравшись храбрости, спросил капитан 3-го ранга.
— Чего, да? — комбриг сурово, даже зло взглянул на него. — Я про войну… Попадись ваш «Алмаз» немецкой подводной лодке у острова, она бы всадила в него торпеду. Вот о чем я подумал. Теперь о дозоре… На мостике вы не были собранным, осторожным. Да, да, и, пожалуйста, не возражайте. Я вас прекрасно изучил, Игорь Андреевич. Если вы в чем-либо правы, то никто эту веру в вас не поколеблет. А если не правы, то нет и логики в ваших рассуждениях.
— Я был уверен, что шум исходил от винтов судна, которое мы потом задержали, — признался Марков. — Но теперь вижу, что ошибался.
Громов долго молчал, о чем-то раздумывая, потом сказал, что рано утром ему звонил из Москвы капитан 1-го ранга Егоров. Разговор для комбрига был нелицеприятный. Есть сведения, что где-то вблизи острова Баклан рыщет чужая подводная лодка. Более того, вчера, 5 августа, в 21 час 30 минут с траулера «Кит» видели перископ подводной лодки неподалеку от острова Баклан. Лодка, как сообщил Егоров, шла малым ходом, и когда рыбаки направили на перископ луч прожектора, она погрузилась. Это случилось вскоре после того, как сторожевой корабль «Алмаз» осматривал рыболовецкое судно. Кстати, продолжал капитан 1-го ранга, в сумерках с технического поста наблюдения заставы майора Павла Маркова также видели перископ подводной лодки, о чем сразу же было доложено начальнику отряда полковнику Радченко.
— Вы, кажется, с ним знакомы? — спросил Громов.
— Да, знаком, — Марков сказал это полушепотом, словно боялся нарушить тишину кабинета. — Я часто бываю у брата на заставе, не раз встречался и с полковником Радченко.
Громов молча подошел к столу, сел в кресло.
— У меня был ваш замполит Румянцев, — вновь заговорил он. — Трезво рассуждал насчет лодки. Он почему-то верит в то, что матрос Егоров засек шумы подводной лодки. Он вам не говорил?
Марков неловко взялся за фуражку, которая лежала у него на коленях. Сказал сухо:
— Говорил… Вы знаете, о чем я подумал?
— О чем?