След в след

Несмотря на размежевание и возрастающий антагонизм между иудеями и христианами, даже, возможно, благодаря ему, положение потомков Симона в Сарагосе, в которой они продолжали жить, да и во всей Испании, с каждым годом укреплялось. Христиане наперебой приглашали его детей и внуков принять участие в самых выгодных предприятиях, считая, что оно лучше любой молитвы обеспечит им покровительство Иисуса Христа. Уважение, которым они по разным причинам пользовались и у евреев, и у христиан, их честность сделала потомков Исаака желанными посредниками в любом конфликте. Христиане испытывали особое благоговение перед ними и, судя по некоторым известиям, охотно полагались на их приговор не только при разрешении торговых споров, но и в вопросах веры, что тем более странно, если вспомнить, что судьи не были их единоверцами. Некоторые источники можно понять даже так, что в делах веры христиане видели в них наследников Сына Божия и их толкования признавались как бы исходящими от него самого. Известно, что они записывались и в некоторых испанских общинах почитались даже выше откровений Отцов Церкви. Такая странная судьба, поставившая потомков Исаака, помимо их воли, между двумя все более враждебными друг другу лагерями (дело уже доходило до погромов), заставила их все чаще и чаще искать ответы в истории своей семьи.

Работа продолжалась очень долго, много поколений день за днем спускались они вниз, в прошлое, пока не достигли Исаака и его единоутробного брата. По мере того как эта тяжелая посторонняя для жизни работа продвигалась все дальше, они начинали понимать путь, по которому шла их семья, Христа и свою связь с ним. Это было понимание Христа его родом, Евангелие его рода, Евангелие от Исаака.

Христос всегда был печален. Мы знали его печальным все детство, знали и причину его печали. Печален он был и в то короткое время, когда ходил по стране, проповедуя. Христос считал себя виновным в смерти Вифлеемских младенцев, убитых по приказу Ирода, и я знаю, что не только он, но и многие другие считали его виновным в их смерти.

У него не было сверстников, и он всегда был один. Его путь в Иерусалим, путь к мученической смерти, о которой он знал, но которой не мог избежать, был тем путем, на который были осуждены все Вифлеемские младенцы, родившиеся в тот год,— он просто уходил последним.

То же: убийство всех его одногодков сделало Христа до конца жизни одиноким. Он не мог простить людям и даже в какой-то степени Богу, что Он допустил это. Оставшись один, Христос чувствовал себя виновным перед погибшими. И дело даже не в том, что он считал, что они погибли из-за него (такая мысль тоже часто посещала Христа), а в том, что он единственный остался жив, не разделил их судьбы. Отсюда его знание, что он тоже должен умереть насильственной смертью, последовать за ними, все его поколение должно погибнуть и он лишь получил отсрочку. Христос считал себя наследником погибших, в нем одном после их смерти воссоединился весь еврейский народ, родившийся в Вифлееме в тот год, и он, оставшись один, стал всем еврейским народом — избранником Божьим, Сыном Божьим. Обетование, полученное народом от Бога, перешло к нему. С его смертью жизнь евреев должна была прерваться, и они сами должны были погибнуть, как погиб потом он на кресте, и через год воскреснуть, как воскрес и он для вечной жизни.

Учение его — учение поколения безгрешных и невинно погибших. Иуда — поколение народа, предавшего своих детей.

Господь любил его как сына, но был ли он Сыном Божьим, был ли Мессией, он не знал. Печать сомнения лежит на всех его поступках. Так же, как его ученики поминутно сомневались в нем и требовали все новых чудес, сомневался и он в своем обетовании. Когда его спрашивали, Мессия ли он, Сын ли Божий, он отвечал: «Ты говорил».

То же: Христос умирал на кресте не Мессией, знающим, что своей жертвой он спасет людской род, а человеком, обреченным на страдания.

Иисус взвалил на себя ношу Бога.

И рождение Христа, и его гибель несли евреям смерть.

Господь в конце концов оставляет его.

Хотя ни Исаак, ни его жена никогда ничего не говорили об этом, какие-то обещания, кажется, были действительно даны Марии, когда она вынашивала Иисуса. Господь избрал его, чтобы он своими страданиями искупил грехи людей, и на земле снова установилось Царствие Божие. Он был обречен Господом на страдания. Он хотел быть таким, как все, он не выбирал этой доли, но страдание, а не радость было его обетованием. Он не хотел идти на Голгофу, но шел. Господь оставил его еще в Галилее, тогда, когда он отказывался вылечить дочь хананеянки.

Дед мой после войны, незадолго перед тем, как он попал в лагерь, а потом в казанскую тюремную психиатрическую больницу, в камере которой был повешен бандеровцами, уже после того, как из всего его поколения большой еврейской семьи остался он один (шесть человек были расстреляны во время сталинских «чисток», погибли на фронте и в Бабьем Яру), говорил мне: