Следак

Здесь же мы уже второй день кочуем по лавочкам. А из удобств — тень от растущего рядом развесистого дерева. Впрочем, куда меня еще вести без галстука и с дешевыми часами?

Она уселась, аккуратно поправив юбку и устремив в мою сторону коленки. Я отвел взгляд, почувствовав, что дело дрянь. Она мило улыбнулась, уже без натянутости.

— Альберт Анатольевич, вы не передумали? — начала она деловой разговор.

— Нет, не передумал, — уверил я ее в своих самых серьезных намерениях довести дело до конца. Если, конечно, на ноги не пялиться. Иначе нам светит совсем другой финал.

— Вы вчера упомянули о пяти тысячах. Но это слишком большая сумма. — Она смотрела на меня проникновенным взглядом серых глаз.

А я, глядя на нее, размышлял. Раз Зудилина начала разговор с суммы отступных, то на саму схему она в целом согласна, вот только запрошенная мною цена ее не устраивает. Это радовало. Думал, будет сложнее. Боялся, что сегодня опять будем водить хороводы.

— Вам грозит до трех лет лишения свободы, — начал я с главного и, по сути, единственного моего козыря.

— Или штраф. — Ее ход оказался откровенно слабым.

— Или штраф, — даже не стал спорить я, — но в комплекте с приговором.

Ее карта оказалась бита. Я улыбнулся. Зудилина поджала губы. Еще партия?

— У меня нет таких денег. — Теперь ее глаза излучали печаль.

— А сколько у вас есть? — включился я в игру.

— Боюсь, не больше тысячи, — осторожно ответила она.

— Этого мало, — категорично заявил я, — за три-то года свободы. Плюс приговор, плюс лишение права управлять автомобилем на пару лет. Я и так запросил с вас по минимуму, — математически доказал я свой довод.

— Никто мне три года не даст. У меня безупречная репутация, а значит, положительная характеристика мне обеспечена. Потом, я женщина, а вы совершеннолетний. Да и не пострадали вы особо. Даже в больнице не лежали и диплом хорошо защитили, я узнавала. Так что отделаюсь штрафом и, возможно, на год лишусь прав, — представила она свой расчет.

— Плюс приговор, — дополнил я то, что она забыла в него включить.

— Итого полторы тысячи, — как-то странно подсчитала она.

— Хорошо, только ради ваших красивых ног, то есть глаз, я согласен снизить сумму до четырех тысяч. — В торге всегда приходится уступать. Упрешься, и сделка сорвется.

— Альберт Анатольевич, это несерьезно. — Ольга подняла глаза к небу. Глубоко вздохнула, а когда вернула взгляд на землю, то застала меня за разглядыванием своей груди.

— У меня только две тысячи, и давайте закончим на этом, — произнесла она, сделав еще один полный вдох.

— Пять минут назад у вас была только одна тысяча, — заметил я и, взглянув на часы, продолжил: — У нас как раз еще есть пять минут.

— Две с половиной — ни вам, ни мне, — сделала она новое предложение.

Я демонстративно посмотрел на часы.

— Но нельзя же быть таким упертым! — воскликнула она.

— Хорошо, две с половиной, — уступил я, потому что Зудилина начала нервничать. А отец меня учил, что у человека о тебе должны остаться светлые воспоминания.

Ольга устало улыбнулась.

— Я отдам их вам после того, как вы сделаете, что обещали, — выдвинула она требование, прижав к себе портфель еще крепче.

— А купюры у вас какие? — уточнил я, прежде чем спорить.

— Сторублевые, а что? — удивилась она вопросу.

— Если бы четвертные, то пришлось бы вам мне еще портфель дарить, бонусом, — объяснил я ей расклад.

— Нет. Портфель я не отдам. — Кончики ее пальцев от усердия покраснели.

— Не бойтесь, теперь не отберу, — успокоил ее я и тут же предельно жестко добавил: — Утром деньги — вечером стулья.

Зудилина пробуравила меня взглядом, но послушно полезла в портфель, загородив мне обзор клапаном.

Деловито пересчитав купюры, я засунул их в трусы, прижав резинкой.

Зудилина при этом деликатно отвернулась.

Двадцать шестой кабинет нашелся на первом этаже почти в самом конце коридора. Никакой таблички, кроме номера, он не имел.

Я открыл дверь, пропуская даму. Мы почти синхронно поздоровались с сидящим за одним из столов среднего возраста мужчиной с лейтенантскими погонами на серой форменной рубашке, отвлекая того от заполнения бумаг.

— Здравствуйте, — вопросительно уставился он на нас.

— Чапыра, — представился я. — Меня в двадцать шестой кабинет на десять часов вызывали.

— Да, да, есть такой, — начал он копаться в лежащих на столе документах, — необычная у вас фамилия, поэтому и запомнил. Вот, нашел.

Он положил перед собой скрепленные скрепкой несколько исписанных листов. Удалось разглядеть схему и протокол, что составлял гаишник.

— А вы кто? — спросил он мою спутницу.

— А я Зудилина, — ответила она.

Он вновь уткнулся в документы.

— А, понял, — произнес он и вновь поднял на нас взгляд. — Гражданка Зудилина, подождите в коридоре, а мы с товарищем пока пообщаемся.

Ольга недовольно поджала губы, но спорить не стала.

— Присаживайтесь, — указал мне на стул лейтенант, когда дама вышла.

— Вызвал я вас, — продолжил он, — чтобы определиться, будем ли мы возбуждаться по двести одиннадцатой и передавать дело в следствие.

— Не будем, — ответил я, отметив про себя забавность формулировки.

— То есть машина вас не сбивала? — уточнил лейтенант.