Следак

— Так, этого от службы на время проверки отстранить, — мотнув головой в сторону Кривощекова, начал Шафиров давать конкретные указания, но сразу же сбился. — А оружие за ним закреплено? — Полковник обвел всех тяжелым взглядом и по их реакции понял, что в своей догадке не ошибся. — Ну вы… — Дальше пошел отборный мат. — А если бы в нас не бутылка прилетела, а две пули?! — Дальше снова мат. — Что вы молчите, полковник? — впился он взглядом в Мохова. — Вы же там вместе со мной под огнем бы оказались. — Шафиров кивнул на окно.

— Виноват. — Мохов прикрыл глаза.

— Так, понятно. Пойдемте-ка, Андрей Игнатьевич, в ваш кабинет, побеседуем. — Шафиров развернулся и, не прощаясь, пошел в сторону лестницы. Мохов последовал за ним.

Когда полковники скрылись из вида, все выдохнули.

— Я не кидал бутылку, — первым подал голос Кривощеков.

— Молчи уж, — махнул на него рукой Головачев, изобразив зверскую рожу. — Чапыра, как это произошло? — спросил он меня.

— Не знаю, Илья Юрьевич, я в соседнем кабинете был. — Я метнул взгляд к двери напротив. — Людмила Андреевна меня по делам инструктировала, что Дмитрий Олегович мне расписал.

— А Кривощеков что делал? — отмер Курбанов.

— Когда я выходил, он спал, — доложился я.

— Он спал! — вновь завелся Головачев. — Дима, какого…?! Ты же… клялся, что с Кривощековым проблем не будет! Головой… мне за него ручался!

— Не понимаю, как так получилось, — единственное, что нашелся сказать, бледный Левашов.

— Дима, — цедил сквозь зубы красный от злости Головачев, — я же тебя просил устроить Чапыру нормально?! Так какого лешего ты его в кабинет к этому своему Кривощекову запихал?!

— Так куда я его посажу? — вскинулся Левашов. — Вы, Илья Юрьевич, сами ведь мне запретили освободить кабинет от вещдоков. — Он дернул головой в сторону запертой четвертой двери в закутке.

— С собой бы посадил! — взревел Головачев. — И сам бы себе натаскал нового сотрудника! Я тебе, Дима, следователя выделил! А ты мне… что в благодарность устроил?!

— А я говорил, что это плохо закончится, — вмешался Курбанов, впечатав злобный взгляд в Кривощекова, который так и продолжать стоять посреди кабинета. Весь хмель из него выбило, так что он даже не шатался, но, судя по всему, соображал еще с трудом.

— Да что уж теперь, — отмахнулся от зама Головачев.

— Илья Юрьевич, отдайте мне Чапыру. Я его к Панкееву определю. Тот опытный следователь и вообще не пьет, у него язва, — не сдавался Курбанов.

— А у меня что, тогда вообще двое следователей останется? — возмутился Левашов.

— А тебе зачем больше? Ты их все равно контролировать не можешь, — подколол коллегу Курбанов.

— Я же сказал, с Кривощековым вышла случайность, — вспылил Левашов.

— Случайность — это то, что твой Кривощеков никого не убил, — недобро усмехнулся Курбанов.

— Тихо! — рыкнул начальник. — Кривощеков, собирай свои вещи и пошли. Ты здесь больше не служишь. Время, пока идет проверка, дома проведешь.

— Илья Юрьевич, да не мог я бросить эту чертову бутылку! — чуть не рыдая, вскричал Кривощеков.

— Я все сказал!

Наконец вокруг все стихло. Все ушли. Головачев с Курбановым в свое крыло. Кривощеков, собрав вещи, через отдел кадров поплелся домой, а Левашов проконтролировал его уход.

Я остался один в неубранном кабинете. Стоял у того злополучного окна и смотрел вдаль. Меня слегка потряхивало от содеянного. Кажется, я переборщил. Хотел лишь от Кривощекова избавиться, а перепало всем. Теперь перед коллегами маячила служебная проверка, а за ней и дисциплинарные взыскания.

Впрочем, сами виноваты, все-таки они совершили должностное преступление — покрывали алкаша, еще и оружие ему дали, чтобы однажды он всех по белочке перестрелял. Хотя не мне, конечно, проповедь читать. По сути, лично мне Мохов ничего плохого не сделал. Да, не проконтролировал, к кому Левашов молодого сотрудника посадит, но у начальника следствия и без всяких мелочей полно дел. Так что, как ни крути, мною был нарушен мой же принцип «не жалеем тех, кто не пожалел нас». Получается, сам его себе определил, сам и нарушил. А может, фиг с ними, с этими принципами? Когда дело касается выживания, становится не до сдерживающих факторов.

Я горько усмехнулся своим мыслям. Вот так все и бывает: там уступишь, тут отступишь и на выходе получаешь… не знаю, кто в итоге получается.

Я помотал головой — какая-то фигня в голову лезет. Не до самокопаний мне сейчас. Вот выберусь отсюда, тогда сяду и все осмыслю, дам совести себя погрызть вволю, если она к тому времени не атрофируется.

Я усмехнулся и резко отвернулся от окна. Пробежал взглядом по бардаку, что остался в кабинете. Надо что-то со всем этим делать.

Внезапно дверь открылась.

— Чапыра, Альберт? — спросил заглянувший в кабинет мужчина в форме старшего лейтенанта милиции и с кожаной папкой в руках.

— Да, это я, — ответил я нежданному посетителю.

— Я следователь Сорокин, Антон. — Протягивая мне руку, мужчина переступил через порог, стараясь не задеть разбросанные уголовные дела и пустые бутылки. — Мне сказали тебя на выезд с собой взять, — сообщил он цель своего прихода.

— Поехали, — пожал я плечами. Уборка откладывалась.