Читаем Следопыт полностью

Юного Курбана тоже теперь трудно было узнать. Он вроде бы стал и выше, и стройнее в форме пограничника. Они вместе с другими новобранцами попали на заставу Мерданова. Баллы был доволен этим назначением. Он словно бы вернулся в родную семью. И теперь настойчиво и терпеливо обучал новичков профессии следопыта.

Курбан оказался старательным и находчивым парнем. Контрабандистов и других нарушителей границы он ненавидел всем сердцем. Парень цепко лазил по скалам, имел острый глаз. Даже темной ночью видел так же зорко, как Баллы. Однажды они шли вместе с Баллы на границу мимо Черной скалы. Курбан сделался молчаливым.

«Может вспомнил погибших братьев?.. Не буду; ему мешать, пусть вспоминает и их, и злодеяния врага, пусть закаляется сердцем», — думал следопыт.

И тут Курбан попросил:

— Баллы, ты подожди меня немного. — Он опустился к двум могилам, встал на колени и начал что-то говорить, возможно, молитву. Но это была не молитва, а клятва.

«Родные мои старшие братья, Ораз и Непес, вы заменили нам отца, растили и кормили нас, тогда еще. маленьких, клянусь же над нашей могилой, что буду достойно охранять государственную границу от контрабандистов и других врагов, что отомщу нм и за вашу безвинную смерть…»

Он поднялся и пошел за Баллы по берегу ручейка к границе.

<p>ОН НЕ УГОМОНИТСЯ</p>

Подруги все лето готовились к экзаменам. Ходили в мединститут на консультацию. Сона теперь по ночам не садилась за станок, а читала нужные ей книги. Иногда задумывалась: «Скоро вернется отец, что тогда будет. Он ведь не говорил «не поступай в институт». Сказал только: «Сюда больше не заявляйся, не приноси передач».

Баки тоже подал заявление в мединститут, но неожиданно пришла повестка из военкомата. Когда его провожали, Дуньягозель тонюсеньким голосом запричитала: «Мой же ты богатырь, мое же ты сокровище! Да сохранит тебя аллах».

— Не каркай! — оборвал ее Курбанлы. Дуньягозель боязливо взглянула на мужа, умолкла и еще тише засеменила короткими ножками.

— Возвращайся домой! — не поворачивая головы, буркнул Курбанлы, — я сам его провожу.

Однажды под вечер в ворота Аннагозель постучали. Сахатли выбежал за калитку. Молодой парень Протянул ему маленькую бумажку и попросил расписаться. Сахатли принес бумажку сестре. Это была повестка. Таймаза призывали в армию.

— Ты сказал, что папа еще не вернулся? спросила Сона у брата.

— Я же не знал, что это за бумажка, дали, я и взял, — виновато оправдывался он.

На следующий день возвратился Таймаз. Аннагозель и дети сгрудились возле отца, вместе поели.

— Зарежем барана и пригласим гостей, — радовалась Аннагозель. — Да, я забыла сказать, что вчера какой-то молодой парень принес и вручил Сахатли-джану вот эту повестку. Тебя, оказывается, вызывают, в военкомат. Поэтому барана надо резать как можно скорее.

Таймаз рассвирепел.:

— Зачем вы ее приняли, когда меня нет дома? Пойди-ка сюда, Сахатли! — крикнул отец. Гневный взгляд его заставил мальчика съежиться.

— Ты сказал, что отец еще не вернулся из заключения?

— Сказал. Но он меня даже не слушал. Тут же ушел.

— Не слушал, — передразнил он сына, назвал дураком и тыльной стороной ладони ударил прямо по лицу: Сахатли отлетел в сторону, заплакал и выбежал со двора. Сел на противоположной стороне улицы, — опустив ноги в сухой арык.

Сона вышла и в сумерках обыскала двор. Потом заметила, что калитка открыта. Сквозь тьму разглядела на противоположной стороне улицы черную точку. Узнала братишку:

— Сахатли-джан, пойдем домой. Отец ведь может и рассердиться, и поругать. Но он уже остыл. Послал меня за тобой. Пойдем, братик, пойдем.

Но Сахатли не соглашался с сестрой.

— Он никогда не остынет. Он во всем считает нас виноватыми. Даже в том, что его призывают в армию. Отец постоянно ищет повода для придирок. Если бы не повестка, нашел бы другое, накинулся бы на тебя, — не успокаивался парень.

— Умненький ты мой, братик! Глупенький мальчик! Пойдем все-таки домой, не хорошо сидеть на улице, — продолжала уговаривать Сона. А брат упрямился.

— Я домой не пойду, до утра здесь просижу, а завтра поступлю в ФЗУ.

— Ну а мать-то куда денешь? Она в тебе души не чает.

К калитке подошел незнакомый человек и спросил:

— Это ли дом Таймаза? Я вторично принес повестку из военкомата. Если и на этот раз он не явится, будет плохо.

— Идите и сами отцу скажите, — посоветовала Сона, — собак нет, проходите спокойно.

Человек вошел во двор и быстро вернулся назад. Видимо, спешил к другим.

— Отец опять будет бушевать. Пойдем к Джерен, что ли, — взяла она брата за руку.

В это время они услышали доносящиеся со двора шаги и раздраженный голос отца.

— Им мало того, что я столько просидел без всякой вины, теперь хотят меня послать на верную смерть, но черта-с два я туда пойду! — сердито проворчал Таймаз и растворился в темноте.

«Он, видимо, хочет увильнуть от поездки на фронт. Стать дезертиром. И так на нас люди косятся», — думала Сона.

Сестра и брат вернулись домой.

— Идите сюда, дети! — сказала Аннагозель, вытирая слезы.

— Что, мамочка, опять тебя папа побил, — бросилась к ней Сона.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза