Гуляев резко распахнул дверь и остановился на пороге. Подполковника в комнате не было. Ганс Финке хрипел, на его губах пузырилась красная пена. Беспомощно хватаясь руками за грудь, в которой торчал глубоко вонзенный нож, Финке шептал:
- Герлиц… Карл Герлиц… убийца…
Прибежал дежурный Скворцов.
- Объявите тревогу! - приказал ему Гуляев. - Нужно поймать этого мерзавца…
Кажется, что самолет стоит на месте. Только изредка чуть встряхнет его, точно на выбоине, и опять монотонно жужжат моторы, опять состояние покоя и неподвижности. Но Платонов, прильнув к окошку кабины, различает своим острым глазом, как далеко внизу, где утонула в ночном сумраке земля, проплывает, тускло поблескивая, река Пола. Заметно и приближение линии фронта. Впереди, куда держит курс самолет, то там то здесь раздвигают темноту красные всполохи - это бьют батареи. Откуда-то из глубины, точно из недр самой земли, время от времени вырываются белые и красные светлячки и, описывая в ночном небе кривую, исчезают. Иногда заметна вспышка в том месте, куда падает светлячок, и кажется, что он разбивается обо что-то твердое, разбрызгивая сотни искр. Это - трассирующие снаряды. С высоты чудится, что летят они очень медленно и нисколько не опасны.
Платонов отрывается от окошка и окидывает внимательным взглядом солдат своего отделения. Даже при тусклом освещении заметна сосредоточенность на их лицах: всем им, кроме шустрого молодого паренька Курочкина - приданного отделению радиста,- впервые приходится выбрасываться в тылу врага на парашютах.
Вспоминается сегодняшний день, хлопотливый и напряженный. Разведчиков тщательно инструктировали, как пользоваться парашютом, потом предложили сделать по одному пробному прыжку. Петр Скиба отказался: «Я лишний раз рисковать не хочу»,- заявил он. Разведчики подсмеивались над Петром, а новичок Евгений Фомушкин, которого только вчера перевели в отделение из саперной роты по ходатайству лейтенанта Сухова, начал упрашивать инструктировавшего их капитана разрешить ему прыгнуть дважды - за себя и за Скибу. Капитан отказал, а Скибу несколько раз заставил повторить, как и когда дергать за вытяжное кольцо парашюта, как разворачиваться по ветру, держать ноги при толчке о землю…
Линия фронта осталась позади. Внизу- непроглядная темень. Только изредка блеснет озерко или тонкая жилка лесной речушки. Наконец самолет лег на крыло, начал описывать круг. Казалось, что далекая земля вдруг вздыбилась вверх. Платонов заметил знакомые очертания, точно такие же, как на карте, двух лежащих рядом озер. Справа от них должна находиться деревня Лубково, а слева, в трех километрах, огромная лесная порубка, где предстоит приземлиться разведчикам.
Из кабины экипажа вышел летчик-капитан и хрипловатым голосом сказал:
- Ну, товарищи, приготовиться! Только без спешки рвать кольца!
Открыл дверь, и в самолет пахнула свежая струя воздуха. Иван Платонов почувствовал, как у него в тревоге сжалось сердце, а в коленях и в руках появилась противная слабость. «Страшно,- подумал он. - Легче на медведя с ножом идти, чем бросаться в эту прорву…»
Поглядел на разведчиков: в масхалатах поверх телогреек, с пристегнутыми парашютами на груди, с вещмешками за спиной, они в полумраке кабины казались неуклюжими и даже беспомощными. Заметил, как побледнел Петр Скиба, перевел взгляд на Атаева, Зубарева, Савельева; понял, что и они чувствуют себя так же, как он. Только веселыми огоньками горят глаза у Фомушкина и у радиста Курочкина. «Юнцы, этим бы побольше приключений»,- мелькнула мысль у сержанта.
Платонов поднялся и точно стряхнул с себя неприятное, давящее чувство. Решительный и уверенный вид сержанта придал бодрости другим разведчикам. Только у Скибы по прежнему не сходила бледность с лица.
- Пора! - крикнул капитан.
Платонов подошел к открытой двери, положил руку на вытяжное кольцо парашюта. Хо-тел что-то сказать разведчикам, но побоялся голосом выдать свое волнение. Во время тренировочного прыжка днем тоже было страшновато, но не так перехватывало дыхание, не сжималось сердце. Глубоко вдохнув в себя воздух, точно перед броском в воду, Иван нырнул вниз головой.
Вторым шагнул за борт самолета радист Курочкин, за ним - Савельев, Атаев, Зубарев.
Настал черед Петра Скибы. Он решительно подошел к распахнутой двери
Капитан широко раскрытыми глазами смотрел в опустевший проем двери. И уже ни к чему крикнул вслед Фомушкину:
- Разобьешься, дурак!..