Следовать новым курсом

Венечка не участвовал в беседе двух почитателей адриатических красот. Он впитывал. Всем своим существом впитывал это буйство красок, это великолепие, желая только одного — остаться тут навсегда и будь что будет.

…Как же, так тебе и позволили! К тому же и скука, надо думать, в этом Триесте смертная, — ехидно подсказало «альтер эго», как всегда циничное и ядовитое. — Да и что с него взять — глухая провинция Австро-Венгерской империи. Одна радость, что кухня тут выше всяких похвал да море тёплое во всякое время года…

— С вашего позволения, господин капитан-лейтенант, мы с моим спутником прогуляемся… Как это у вас называется на морском языке? На нос?

— На полубак, — поправил дипломата Венечка. Юлдашеву вздумалось валять дурака — и понятно зачем. Хочет поговорить без помех, наедине.

…Как будто Зацаренному есть дело до ваших секретов! — проблеяло «альтер эго». — С тех пор как он получил от самого светлейшего князя Горчакова заверения, что капитан-лейтенант Остелецкий никакой не проходимец, а наоборот — герой, он с лёгким сердцем выбросил всё это из головы и с головой ушёл в свои мины…

Впрочем, на полубак так на полубак. Пусть будет полубак. Ветер с правой раковины, тёплый, почти горячий, взявший разбег от песков Сахары — и не скажешь, что январь. «Великий князь Николай» бодро бежит под всеми парусами, и беседовать в тени фор-стакселя — одно удовольствие. Особенно если забота обо всём непростом судовом хозяйстве взвалена на чьи-то плечи, а ты всего лишь пассажир. И не простой, а весьма привилегированный.

Дипломатическая почта Российской империи — это вам не жук чихнул. То есть почта — содержимое юлдашевского саквояжа, который покоится себе в секретере, в каюте, под неусыпной охраной матроса с револьвером. А он, капитан-лейтенант Остелецкий, — так, довесок.

…Весьма, впрочем, важный довесок…

…Ты и правда в это веришь?

…Заткнись! Это не «альтер эго», это кара божья!..

…ги-ги-ги!..

— Всё же не понимаю, почему мы идём именно в Триест?

Юлдашев с наслаждением подставил лицо тёплому ветру.

— Ну, во-первых, это сейчас самый быстрый способ добраться до Петербурга. От Триеста в спальном вагоне через Вену и Берлин — недели не пройдёт, как будем в родных пенатах.

— Да, железные дороги Османской империи пока не связаны с центральноевропейской сетью, — посетовал Венечка.

— На Триестском конгрессе вроде решили, чтобы Сербия и Болгария помогли ликвидировать это досадное упущение, — заметил граф. — Скоро сможем прямо из Константинополя ездить в Петербург.

— И не только! — с энтузиазмом подхватил Венечка. — В Вену, Берлин, даже Париж!

Его неожиданно захватила эта идея. Он представил, как садится в шикарный спальный вагон в Константинополе и едет через всю Европу. Хрусталь, серебро столовых приборов, обитые бархатом вагонные диванчики, очаровательные спутницы, с которыми так приятно беседовать под стук колёс о чём-то важном, значительном…

— Эдакий восточный экспресс, поезд четырёх столиц! Уверен, найдётся масса желающих на нём прокатиться!

Юлдашев посмотрел на спутника с интересом.

— «Восточный экспресс»[22], говорите? А что, недурное название. Надо подсказать кое-кому. Есть у меня знакомец в одной весьма солидной бельгийской компании — они как раз собираются вложить большие деньги в строительство железной дороги до греческих Салоников и дальше, в Константинополь[23].

Граф замолк, провожая взглядом крупную белую, с чёрными кончиками крыльев чайку. Вот птица спикировала к воде, выхватила серебристую рыбку и пошла, набирая высоту, к близкому берегу.

— Да, замечательно было бы… Но это, мой юный друг, дела будущего, пусть и недалёкого. А пока — кроме «во-первых», есть ещё и «во-вторых».

Венечка выпрямился — до сих пор он стоял в расслабленной позе, опершись локтями на отдраенный до белизны планширь.

…Похоже, ни к чему не обязывающие разговоры закончены, — другое «я» сменило тон на серьёзный. — …Теперь ушки на макушке и взвешивай каждое слово, каждый вопрос…

— Вот как?

— Да, у меня есть кое-какие дела в Вене.

Граф продолжал говорить тем же тоном, каким только что обсуждал красоты средиземноморского пейзажа.

— Австрияки, видите ли, считают себя обделёнными по результатам конгресса. А пуще того они обижены, что итальянцам посулили Триполитанию.