К счастью вскоре, словно в ответ на немые мольбы следователя перед путниками появилась длинная тёмная лента, рассыпавшаяся через какие-то полчаса на отдельные островки: лес. Точнее, преддверие леса, что вырастал дальше густой стеной; настоящий лес, дремучий и тёмный, не чета тем жиденьким карликовым лесочкам, что Фигаро видел по пути сюда.
«Вот в этом лесу, — подумал он, — наверняка водится такое, на что лучше и с Артуром не нарываться. И хорошо, и пусть его. Всё лучше, чем эта дурацкая пустыня. Там и чокнуться можно… Стоп, а это еще чего?»
— Любезный господин Сайрус, — Фигаро озадачено подёргал колдуна за рукав робы, — а подскажите: у меня галлюцинации? От псионического воздействия? Или с голодухи?
— И почему вы так решили, милейший Фигаро?.. Кстати, насчёт голодухи: и правда, пора бы привал.
— Да я вот смотрю на эти деревья, и что-то не понимаю: это вон что, дуб?
— А, вы об этом! — Сайрус ткнул пальцем в дерево, на которое уставился следователь. — Да, вы совершенно правы, это дуб. Зелёный, живой и полный сил. Выглядит дико, понимаю, но тут, на Хляби, некоторые лиственные деревья приспособились к морозам. Как? Лесные духи. Здесь всякая мелочь вроде дриад и хух куда сильнее, чем на Большой земле. Вот и смогли защитить свои обиталища. Тут и клёны есть — кстати, недалеко от дома Харта; я потом как-нибудь покажу… Ха-а-а-арт! Привал!
— Да, неплохо бы. Так, народ, отдыхаем! Тиккер!
Маленький механик во мгновенье ока достал из вороха тюков на волокуше большой медный бак, присоединил его к автоматону змеевиками с накидными гайками, плеснул туда керосина… и вскоре из импровизированного бойлера потек шипя и булькая по железным кружкам крутой кипяток. Запахло заваркой, колбасой, варёными яйцами; выпили чаю, и сразу как-то теплее стало на душе. Лапы елей нависали сверху наподобие крыши; казалось, древний лес смотрит на нежданных путников, строго, но беззлобно, как смотрят духи, что сидят ночами на телеграфных проводах на проходящие мимо поезда: с любопытством и потаённой тоской.
Огонь не разводили; Харт сказал, что до места ночёвки осталась всего пара часов ходу и вот там уже будет и огонь и «для сугреву». Фигаро слегка удивился, услышав слово «ночёвка», однако же — гляди ж ты! — его брегет показывал уже половину пятого пополудни. Солнце садилось; его лучи там, над верхушками деревьев окрасились в золото, да и воздух заметно остыл.
Следователь особо не налегал на еду (хотя это стоило ему немалых волевых усилий) ограничившись небольшим бутербродом и сладким крепким чаем. Он по опыту знал, что если сейчас нагрузить желудок, то после многочасовой ходьбы потянет в сон, а шагать дальше будет ой как нелегко. Поэтому он с видом мученика восходящего на костёр плотно закрыл коробку с пайком, стиснул зубы и принялся драить кружку снегом, стараясь не думать о колбасе и солонине, что в изобилии присутствовали в его рюкзаке.
Френн скушал всего пару крекеров и, закинув в рот кусочек сушеного мяса, принялся жевать его точно корова жвачку. Зато выпил инквизитор аж три кружки чаю, и, похлопав следователя по плечу, сказал:
— Вы, Фигаро, больше пейте. На таком морозе тело быстро теряет влагу, просто вы этого не чувствуете. Потом, когда согреетесь, будете всю ночь воду из ведёрка хлебать, а наутро ноги отекут.
— М-м-м-м, ладно. А откуда… А, Ударный Отряд.
— Конечно. У нас марш-броски на сто вёрст с краюхой хлеба и фляжкой воды — обычное дело. Ну, ладно, там ещё препятствия всякие по пути, и нормативы на колдовство. Учишься постоянно быть в тонусе и ничего не забывать, мгновенно реагировать на угрозы — обычные и паранормальные — а потом…
— А потом вас отправляют в Нижний Тудым.
— Кхм!.. Это вы, Фигаро, меня уели. Однако же, с другой стороны, там ты, в конечном счёте, встречаешь Мерлина Первого и отправляешься на Дальнюю Хлябь спасать мир и попутно некоего Александра Фигаро.
— Ладно, туше… Чаю, говорите, ещё? А что, не откажусь…
Выпили ещё чаю, быстро собрались и двинули дальше. Дорога (точнее, намёк на неё) теперь вела в гору, и следователь вскоре почувствовал свои ноги — они болели. Он тихо ругался и в который раз обещал себе обязательно заняться физкультурой, утренней гимнастикой и вообще похудеть. У Фигаро это случалось, и Артур, разумеется, внимательно следивший за своим подопечным, тихо хихикал из Орба: («…ага, ага, как с утра с перепою так все ЗОЖ-ники, знаем, плавали, хе-хе…»)
От горестных мыслей следователя отвлекла странная тишина вокруг: все разговоры разом затихли и даже словоохотливый Сайрус прервал свой разговор с инквизитором. Теперь Френн шел позади, а ссыльный колдун — впереди, рядом с Хартом. Оба внимательно всматривались в стылую глубину смыкавшейся вокруг чащи и Фигаро, наконец, понял, что его коллеги внимательно сканируют эфир на предмет возможных опасностей.
«Люди работают, а я про боль в ногах думаю. Соберись, Фигаро, не на пляже»