Следователь, Демон и Колдун

Фигаро немного подумал, и испугался ещё сильнее: Артур-Зигфрид не стал бы заниматься подобным просто забавы для. Значит, опасность, и опасность очень велика. Но в чём она? Где?

Маленький отряд Харта валялся на спальниках в нелепых позах, словно их застиг парализующий удар Песчаной Горгоны: Зойза почти уронил ноги в кострище, а вон рядом Френн — лицо страшное, серое, изо рта тянутся ниточки странного чёрного дыма, глаза выпучены. А чуть дальше, у самого каменного берега подземной реки, похоже, Харт…

Тут, наконец, следователь это увидел.

…Когда-то давно, во времена бурной молодости, Фигаро угораздило жениться. Его невеста, Анна Фертимор, была хороша собой, но, по крайне меткому выражению одного из друзей следователя, представляла собой «столичную львицу, по недосмотру Горнего Эфира рождённую в теле девицы из Хлипкой Болотянки» Родители Анны имели небольшой маслобойный заводик и, тихонько вздыхая, время от времени перечисляли дочке денежные суммы, которых той хватало для очередной поездки в Столицу недели на две. Таких поездок, обычно, было достаточно, чтобы Анна угомонилась и на некоторое время вернулась к учёбе. Фигаро, естественно, приходилось сопровождать супругу в её столичных выездах, и именно в ту пору он невзлюбил Столицу лютейшей ненавистью (после таких путешествий он обычно заливал горе на пару с тестем, тишайшим господином Фертимором, подкаблучником и ипохондриком, страдающим от приступов паники).

Как-то раз супруга следователя в очередной раз потащила его в театр. Фигаро театр, в целом, любил, но театр классический, категорически не приемля того, что Анна называла «современным искусством». Это относилось и к живописи — по выражению следователя, «мазне наркоманов», а также к музыке («пропойцы лупят в медные тазики»), но современный столичный театр претил Фигаро особо.

Каково же было удивление следователя, когда спектакль ему неожиданно понравился. Пьеса называлась «186.2 градуса Реомюра» и рассказывала о непростой жизни пожарного, решившего стать писателем. Пожарный был обременён долгами, начальником-живоедом, а особенно — душной фифой-женой, поэтому не посочувствовать главному герою Фигаро просто не мог. Но особенно впечатлил следователя тот факт, что на сцене вообще не использовались колдовские специальные эффекты — всё действо строилось исключительно на игре актёров. Это подкупало; следователю давно осточертели высококонтрастные иллюзии, автоматоны и колдовские пси-проекции высокого разрешения. Иногда создавалось впечатление что всеми этими призраками отца Гамлета, шаровыми молниями и драконами в масштабе 1 : 1 режиссёры просто отвлекают внимание публики от отсутствия сюжета и совершенно бездарной игры труппы.

Фигаро с большим интересом просидел в маленьком прокуренном зале весь первый акт и с нетерпением ждал второго, однако его жена вдруг решила, что происходящее на сцене «…бесконечно дешёвый фарс для Столицы, да, душка, нам пора в номера». Фигаро подумал, послал Анну к чёрту, взял в буфете коньяку и отправился досматривать пьесу.

Ему запомнился эпизод: обгоревший почти до костей пожарный входит в комнату, произносит короткую душераздирающую речь и падает замертво (пожарного в итоге оживили). Для того чтобы без колдовских иллюзий показать что главный герой пострадал от огня его одели в чёрную маску и чёрное же трико к которому пришили множество угольных лоскутов ткани. Посыл был понятен, но выглядело это смешно и жутко одновременно.

Именно такую фигуру и увидел следователь перед собой сейчас: сшитый из тёмных клочьев силуэт человека. Силуэт постоянно менялся, плыл и дёргался, точно его били током, но всё это не мешало ему преспокойно сидеть на лежавшем на полу Харте и душить того за горло.

Откуда-то сзади раздались звуки выстрелов — пах!-пах!-пах! Фигаро рефлекторно присел и обернулся.

Еще один чёрный силуэт медленно и размеренно, будто часовой механизм наступал на прижавшихся к стене Сайруса и Тиккера. Сайрус из последних сил сдерживал нападавшее существо, нанося по тому удары импульсным кинетиком, а маленький механик панически разряжал в силуэт барабан револьвера. Не сказать, что существу это сильно вредило; оно шло рябью, сжималось, но всё равно продолжало своё неотвратимое наступление.

Теперь следователь смог рассмотреть нападавших лучше: у них были вполне человеческие тела, на которые словно накинули полупрозрачный мешок живой тьмы. Человеческие, но…

Рваные синие комбезы, сквозь дыры в которых просвечивала белая сетка рёбер, ремни с налобными керосиновыми фонариками под которые были подложены тряпки — чтобы не напекало лоб — тяжелые, окованные ржавым железом ботинки…

Шахтёры. Те самые, что много лет назад задохнулись в этих подземных коридорах, наглотавшись серного газа. Ходячие мертвецы.

Поднялись они, понятное дело, не сами по себе — тут явно поработало сильное колдовство, но сейчас на размышления не было времени. Фигаро сплюнул, поморщился (ходячие трупы он страсть как не любил), сложил пальцы в Открывающий Знак и врезал по навалившемуся на Харта шахтёру кинетиком.