Таким образом, в первой части романа, которая была написана со слов свидетелей и очевидцев, что пострадали от знакомства с Воландом, только 1-я и 13-я главы имеют крайне важное значение, все же прочее, что описано в остальных главах, является только следствием
того, что произошло на Патриарших прудах, в театре Варьете и в палате Ивана Бездомного. Чтобы было опять проще все это воспринять, мы приведем еще одну таблицу, в которой, правда, будет заранее нами сказано, какие главы являются ключевыми уже во второй части романа «Мастер и Маргарита»:
Мы не будем давать больших комментариев второй части романа, так как в этом нет особого смысла, потому что вторая часть как раз для нас является вопросом, что же такое она на самом деле представляет и как ее нужно понимать. Но мы что-то все-таки скажем. Нетрудно понять, что то, что описывается в первых четырех главах второй части, служит только подготовкой
к тому, что должно было произойти в 50-й квартире, то есть подготовкой к балу у сатаны и извлечению из клиники Мастера. С самим балом все понятно, а вот насчет застольной беседы надо сказать, что вся 24-я глава похожа на текст, в котором автор как будто расставляет все точки над буквой «i». Такова просто атмосфера того разговора, который шел между всеми главными героями, в числе которых не было только одного Ивана Бездомного. Все же остальное, что описывается до эпилога, является, как можно понять, также только следствием беседы Воланда и главных героев, встретившихся друг с другом в его квартире. Без воскрешения из пепла рукописей Мастера силой дьявола мы бы не смогли увидеть 25-ю и 26-ю главы, в которых рассказывается об убийстве Иуды и погребении казненных и в которых читатель лицом к лицу сталкивается с тем самым Афранием, в котором можно заподозрить Воланда. А 27-я и 28-я главы о конце 50-й квартиры и последних похождениях Коровьева и Бегемота скучноваты так же, как и те самые две последние главы первой части, поскольку они включены Иваном в роман тоже прежде всего потому, что без них невозможно продолжение повествования событий, которые должны завершиться прощением Пилата. Иван не мог продолжить свой роман после 26-й главы описанием диалога Воланда и Левия Матвея. Что касается остальных глав: 29-й, 30-й, 31-й и 32-й, то мы скажем только то, что они написаны автором так, что они читаются очень и очень быстро, на одном дыхании, как будто рассказчик куда-то очень спешит, как будто он начал следовать зову своего собственного героя: «Мессир! Суббота. Солнце склоняется. Нам пора» (гл. 27). Но этот быстрый темп теряет всю свою скорость именно тогда, когда речь доходит до того, что рассказывается в эпилоге, о котором Мариэтта Чудакова справедливо пишет следующее: «Вкус к разгадыванию, который весьма был свойствен Булгакову, ощутим в эпилоге, писавшемся весной 1939 года, ощутимы в нем и следы психологической усталости и от самих событий, и от постоянных гаданий. <…> «Сделанное сделано» – лейтмотив эпилога. Эпилог романа – это место действия, покинутое не только Воландом и его свитой и не только Мастером. В нем утрачена и параллельность тех двух временных планов человеческой жизни, связь между которыми осуществлялась творческой волей Мастера. И здесь особое значение приобретала та роль, которая была уготована в эпилоге Ивану Николаевичу Поныреву – тому, кто в романе был Иваном Бездомным» [52].