Следствие поручено мне

— Я тебе, Ахмет, другие лыжи сделаю. Знаешь? Ноги, руки к спине прижму… Только встреться мне один в тайге.

— Ай-вай! Товарищ старший оперуполномоченный… Он мне угрожает. А за угрозу по статье номер…

Савельев уже не слышал его, хлопнул дверью.

— Лейтенант Ахметов, — сказал ему Касьянов. — Отставить шутки.

— Есть, — серьезно ответил Ахметов и наклонился над письмом Сабурова.

— Смотри сюда…

Лейтенант впился в чертеж Сабурова, изучал его минут десять, потом сказал:

— Думаю, бой будет вот здесь — у этого водопада.

Готов? Пошли…

На третий день пути Ахметов обратил внимание на то, что около солнца, стоявшего еще высоко, стали быстро накапливаться серые, дымчатые облака. Потянуло холодной сыростью. Касьянова беспокоила перемена погоды. Он рассчитывал без помех добраться до землянки и оборудовать там основную базу. Старые следы, оставленные им и Кочегаро'вым, были еле заметны на снеговом полотне тайги: метель, случившаяся после его возвращения в город, сделала свое дело. Если снова пойдет снег, то скроет все. Касьянов и Ахметов прибавили шагу.

Поход с Кочегаровым пошел на пользу Касьянову: его цепкий глаз узнавал знакомые повороты, засечки, на которые указывал ему старый пчеловод. Дмитрий шел впереди, разгребал снег, как бульдозер. Ахметов еле поспевал за ним. Пот застилал ему глаза. Лямки рации нестерпимо давили плечи. Оступившись на крутом косогоре, Ахметов поцарапал лицо, наткнувшись на сухие и острые, как стрелы, ветки пихты… Нет, не зная тайги, тяжко в ней.

Лишь под вечер добрались они до землянки. Ахметов свалил с плеч груз и сел на нары, не в силах шевельнуть и пальцем. Касьянов устал не меньше — руки его дрожали, когда он ставил в угол свой автомат, снимал варежки. Однако он, по-видимому, и не помышлял об отдыхе.

— Ахметов, — сказал он ему, тяжело дыша. — Останешься здесь. Что бы ни случилось, не выходи отсюда, пока не стемнеет. Ясно? — И пояснил: — Тебе нельзя отлучаться. Ты — на рации…

Прикрыв за собой дверь, Касьянов с биноклем и автоматом вышел, наказав Ахметову ни под каким видом не зажигать в землянке огня.

Падал легкий снежок. Тайга помрачнела, в вершинах, набирая силу, загудел ветер. Вечерние сумерки, накапливаясь между гор, затягивали пеленой угрюмые кедры. Касьянов, освободившись от груза, шел легко, но осторожно. Свежего следа шатуна нигде не было видно.

Дмитрий вышел к высокому кедру, наклонившемуся над ущельем, и, прикрепив к поясу монтерский пояс-ремень, а к ногам стальные когти, как кошка полез наверх. Автомат мешал ему, и, когда он добрался к самой кроне, повесил его на сучок рядом с собой. Следовало засветло осмотреть подходы к водопаду, скалу, дробившую водопад на два рукава. Восьмикратный бинокль прощупывал метр за метром, но ничего подозрительного Касьянов не видел. Снег, чистый снег, черные проплешины на камнях, обдуваемых ветром, и ни единого следа.

Гремел водопад. В узкой расселине он клокотал. Львиная грива его перекатывалась, как по ступеням, исчезая в узкой расселине. Струился туман, смешиваясь с падающим снегом. Над «чертовым пальцем» вздымалась в середине водопада скала, куда, как говорил Кочегаров, нет прохода. А если есть? Если именно в этом труднодоступном месте прячется тот, кого они ищут? «Дождемся Савельева, — принял решение Касьянов, — и ночью с помощью приборов пойдем к водопаду».

Касьянов отвел бинокль в сторону. Последний луч солнца, утонувшего в туче, скользнул по стеклу, и оно вспыхнуло алмазом… Какая все-таки красота вокруг! Земля, родная земля!..

ЗОЛОТО

К вечеру Соколовский стал беспокойнее. Сначала он хотел привязать Абрека к двери землянки, но раздумал — оставил на свободе. Потом принес огромную Колодину и ею придавил двери изнутри. Сделав это, он чистой тряпкой протер и зарядил карабины. Недоверчиво посмотрел на небольшое окно, затянутое бычьим пузырем. С той стороны окна темнела лишь крохотная приступочка, обрывающаяся в пропасть, и к окну можно было попасть только через крышу. Другое оконце — напротив двери — тоже было надежным: узкий карниз скатывался к ущелью, где гремел водопад. Там, где лежанка, — глухая кварцевая стена. «Умел делать тайник батька!» — с удовлетворением подумал Иван. Кряхтя, залез под стол, попробовал крышку подполья, она подалась легко.

Василий Никифорович, следивший за ним через щели своей темницы, понял, что его тюремщик почуял опасность и готовится к ней. Неужели где-то близко товарищи, близко помощь? Сказал же Соколовский о каком-то шишкаре с биноклем. Но за кедровыми орехами и вправду никто с биноклем не полезет. Значит, ищут. Ищут, конечно, его, Колядина, и не предполагая, что жив Соколовский. «А ведь это может дорого обойтись товарищам, — думал егерь. — Как дать сигнал, как предупредить об опасности?» Василий Никифорович забыл о себе, мысль о том, что бандит прежде всего расправится с ним, даже не приходила ему в голову. «Единственное, чем могу быть полезен, — соображал Колядин, — это броситься на Соколовского. Пролом-то уже готов… А пока что нужно говорить и говорить, отвлекать…»